– Ринур Хадиярович, Вы занимаетесь вопросами охраны хищных птиц. Скажите, насколько важную роль они играют в экосистеме, и чем грозит нам их исчезновение?

Птицы, являющиеся по своей природе хищными, находятся на вершине экологической пирамиды. Их пищей становятся ослабленные, больные или наименее приспособившиеся к условиям выживания животные, а также их трупы. Потому пернатые хищники являются санитарами экосистемы, участвуют в естественном отборе и вносят некий прогресс в эволюционное развитие. Природа так устроена, что в ней обязательно присутствуют два компонента: хищники и их жертвы. Они живут и развиваются параллельно, но как одно целое, и исчезновение одного компонента однозначно приведёт к изменению другого, причём не в лучшую сторону.

Можно смоделировать самые разные последствия исчезновения хищных птиц – это и увеличение численности грызунов, часто являющихся разносчиками многих болезней и эпидемий (большинство хищных птиц «сидят» именно на грызунах), и чрезмерное развитие популяций некоторых других животных, в том числе и птиц. Мы уже сейчас имеем большое количество ворон и других представителей врановых – например, многотысячные скопления галок и серых ворон в городах нашей страны. А крупные хищные птицы как раз способны регулировать их численность.

Это лишь начальные стадии и самые простые примеры моделирования, но что может произойти в экосистемах при отсутствии хищных птиц в дальнейшем, ответить непросто. Надеюсь, что дело не дойдёт до того, что человек будет вынужден брать роль хищной птицы на себя, обеспечивая стабильность жизни вокруг.

Но мне всегда проще дать ответ в таком виде: птицы появились в природе гораздо раньше человека, и потому не человек вправе лишать их жизни и территорий обитания.

Для нас, как для страны, на гербе которой красуется двуглавый орёл, сохранение и восстановление численности хищных птиц, на мой взгляд – это ещё и вопрос государственного престижа. Не говоря уже о том, что это красивые птицы, способные доставить любителям природы массу удовольствия просто от наблюдения за ними.

До 1960-х годов в СССР хищные птицы считались вредными, и за каждую лапку убитой хищной птицы охотникам выдавались дополнительные патроны. Так продолжалось до тех пор, пока не было установлено, сколь важное место в экосистеме они занимают. Справедливости ради стоит отметить, что такая же политика была и во всей Европе. Там одумались только в тот момент, когда истребили фактически всех своих хищных птиц. Но практически сразу были приняты программы, направленные на восстановление их численности, под которые выделялись большие деньги. И если сегодня сравнивать европейскую орнитологию с нашей, то там птицами занимается гораздо большее количество людей. Есть много наблюдателей, которые даже не работают профессиональными орнитологами – для них это просто хобби. Они получают задания, допустим, проследить за гнездом, а потом отчитываются по нему. Фактически все гнездовые участки в странах Западной Европы находятся под контролем, на каждом из них ежегодно проводится кольцевание птенцов. Не дай Бог, там срубят дерево с гнездом – это будет настоящее ЧП! И мы стремимся прививать к этому такое же отношение.

Птенцы солнечного орла, Татарстан.

– С какими проблемами сталкиваются хищные птицы у нас, и почему их численность до сих пор сокращается?

Одна из серьёзнейших проблем – это гибель птиц на воздушных линиях электропередач. Самые распространённые сети – 6-10 кВ на железобетонных опорах, где в конструкции крепления проводов применяются штыревые изоляторы,– являются и самыми опасными для птиц. Основная масса птиц гибнет именно на них. Мы называем эти линии «ЛЭП-убийцами», поскольку на территории России они собирают достаточно большой урожай смерти. Только в Татарстане, по нашим подсчётам, около 40 тысяч километров таких птицеопасок. 

– Но ведь линии 6-10 кВ были всегда, практически с самого зарождения энергетики…

Да, но сначала они шли на деревянных опорах, и три незаземлённых металлических крюка просто вворачивались в столб. Начиная с 60-х или 70-х годов, пошла интенсивная замена деревянных опор на железобетонные, где металлический оголовок-траверса заземляется. А за последние десятилетия началось и стремительное увеличение протяжённости линий 6-10 кВ, построенных по новым технологическим решениям с нуля. В Татарстане этот прорыв произошёл ещё и в связи с развитием нефтяной отрасли. Наверное, половина птицеопасок – это «заслуга» нефтяников.

Многие птицы, в том числе и хищные, часто используют опоры линий электропередачи в качестве присады. Птица, сидящая на оголённом проводе или на заземлённом оголовке-траверсе, не погибает. Но как только она своим телом соединяет токонесущий провод и заземлённую траверсу, возникает короткое замыкание, и птица погибает от электротока.

– Был пройден шаг технологического развития. С одной стороны, на этапе проектирования инженерных систем экологические последствия не просчитали. С другой стороны, мы же не можем сейчас эти линии запретить и разобрать. Какие способы решения Вы здесь видите?

На самом деле, есть несколько хорошо отработанных способов. Самый простой реализуют производители в Ульяновске и Нижнем Новгороде – они наладили массовый выпуск птицезащитных пластиковых устройств под разные варианты вязки провода. Эти устройства представляют собой специальные капоты и гофр-рукава, изготовленные из пластика. На каждую опору устанавливается три таких ПЗУ. Они закрывают верх изолятора и самый опасный для птиц отрезок провода длиной более одного метра. Такие устройства защищают не только птиц, но и места крепления проводов от птичьего помёта.

Это самый простой способ, но не все его применяют. Здесь мы столкнулись с недопониманием. В электросетях нам говорят: «Мы замучаемся: если изолятор треснет и линия отключится, то из-за ваших колпаков не сможем видеть состояние оборудования». Это неправильно – ещё даже не попробовали, а уже делают какие-то заключения. На самом деле эти капоты закрывают верхнюю часть изолятора, а вся его «юбка» видна, что не мешает рассмотреть его состояние с земли. Если же при обслуживании линии необходимо подняться на вершину опоры, то состояние крепления провода и сам изолятор можно проверить, не снимая ПЗУ, просто приподняв рукой его капот.

Некоторых пугает срок эксплуатации пластиковых ПЗУ, хотя они рассчитаны на 40 лет, а это немало. В некоторых местах ПЗУ уже отработали по 10 лет, и продолжают использоваться дальше. Проблемы возникают только при неправильном монтаже. Мы нередко проверяем работу монтажников и видим, что местами монтажные работы проведены с нарушениями. Например, где-то сэкономили на хомутах – ветер стащил изоляционные гофры и оголил провода. Бывает и такое, что электрические сети закупают и устанавливают ПЗУ, не предназначенные для данной конструкции траверсы – вот и сидят они «как на корове седло». Деньги в таком случае оказываются выброшенными на ветер. Но при правильно подобранной модели ПЗУ и правильном монтаже устройство работает долго. Кроме того, на сегодня это самое дешёвое решение проблемы «Птицы и ЛЭП».

Другой способ защиты – это возврат к деревянным опорам. Сегодня выпускаются модифицированные деревянные опоры, которые служат много лет. Сами энергетики говорят, что деревянные опоры даже удобнее в сложных зимних условиях эксплуатации с ледяными дождями, т.к. могут «сыграть», в то время как железобетонные ломаются как спички.

Третий эффективный способ – использование подвесных конструкций. Это та же самая «шестёрка» или «десятка», только вместо штыревых изоляторов для крепления проводов применяются подвесные изоляторы, гирлянды которых направлены вниз, в результате чего контактный провод достаточно удалён от заземлённой траверсы. Эта конструкция также более удобна при эксплуатации в условиях тех же ледяных дождей и на лесных территориях. При срыве провода он может повиснуть, не замыкая массу. На линиях с подвесными изоляторами остаются опасными угловые и анкерные опоры, но там провода можно оградить от птиц теми же пластиковыми птицезащитными устройствами. Мы приветствуем этот способ, и использовать его сейчас начинают повсеместно. Например, «Татнефть» модернизирует свои линии электропередач на подвесные.

Ну и наконец, изолированный провод СИП-3 или СИП-4 – самый дорогой, но и самый надёжный способ защитить птиц от поражения электротоком.

Примеры применения в Татарстане птицебезопасных технологий – пластиковых птицезащитных устройств и опор с подвесными изоляторами.

– Почему нефтяники начали модернизировать свои линии? Это результат Вашего взаимодействия с ними, или у них на это есть какие-то другие причины?

Не думаю, что мы успели так сильно подействовать на ОАО «Татнефть», хотя именно с «Татнефти» начались судебные разбирательства по поводу гибели птиц. Контакта у нас с ними пока не получилось, но мне кажется, что «Татнефть» увидела проблему и выбрала наиболее оптимальный способ её решения. Они знают, что согласно требованиям российского законодательства конструкции со штыревыми изоляторами не должны быть использованы без специальных птицезащитных устройств – это требование в суде проходит очень чётко. И, возможно, они выбрали для себя другой способ – подвесные конструкции, которые более удобны в эксплуатации и менее опасны для птиц.

– Взаимодействие с Сетевой компанией Татарстана каким-то образом установилось?

Когда мы только начинали проект по решению проблемы «Птицы и ЛЭП» в Татарстане, у меня не было полной уверенности, что удастся сдвинуть это дело с мёртвой точки. Но в результате удалось организовать продуктивное сотрудничество с Сетевой компанией.

Сетевая компания строго отслеживает критику в свой адрес. После того, как мы провели серию выступлений и публикаций, мне позвонил ответственный по СМИ Сетевой компании – хороший, кстати, человек – возмутился, почему я так пишу. Сетевая компания позиционирует себя как экологическое предприятие, которое стремится к сохранению окружающей среды. А мы им говорим: «Извините, вы ничего для этого не делаете. Мы собрали материал и можем уже сегодня выставить против вас определённую сумму возмещения ущерба в пользу Российского государства».

И они предложили собраться и обсудить все вопросы за круглым столом. Я пригласил на этот круглый стол орнитологов из других регионов, которые занимаются этой проблемой уже несколько лет, в том числе руководителя проекта «Птицы и ЛЭП» Союза охраны птиц России А.В. Салтыкова и руководителя проекта «Птицы и ЛЭП» Российской сети изучения и охраны пернатых хищников И.В. Карякина. Мы думали, что нас послушают минут 20 и пошлют куда подальше. Но по факту совещание продлилось часа три. Мы все были удивлены, что Сетевая компания так ответственно подошла к этому вопросу.

– В каком объёме Сетевая компания ставит сегодня птицезащитные устройства?

Пока немного, но очевидно, что дело сдвинулось. На некоторых участках в качестве эксперимента опробуются пластиковые птицезащитные устройства. И это радует. Кроме того, Сетевая компания приняла свой внутренний документ по птицезащите, где они расписали все способы защиты. Среди них и использование полностью изолированных проводов, и применение пластиковых птицезащитных устройств.

Мы сразу указали им на ошибки, в частности, когда вместо птицезащитных устройств они стали применять птицеотпугивающие. Это так называемые «ежи-стандарты» – они стоят гораздо дешевле, но они не работают должным образом. Их делают для отпугивания птиц с фасадов зданий, архитектурных памятников, чтобы те не загрязняли экскрементами карнизы и балконы, но они не предназначены для электрических установок.

В прошлом году в Спасском районе Татарстана, где достаточно высока концентрация гнездящихся краснокнижных видов птиц, таких как орлы-могильники, орланы-белохвосты, большие подорлики и другие, был запущен пилотный проект с применением этих устройств. Результатами своих исследований мы доказали, что для крупных птиц такие «ежи» – не препятствие. Птицы легко садятся на них и, выбирая среди иголок более удобное положение для посадки на металлической траверсе оголовка опоры, наоборот, с ещё большей вероятностью могут замкнуть своим телом контакты и погибнуть. Птицезащитными устройствами такие «ежи» называть нельзя и тем более – применять на электроустановках.

Также Сетевая компания стала применять полностью изолированные провода. Как я уже говорил, это очень эффективная, но дорогая защита.

Кстати, недавно на выезде из Елабуги в сторону Набережных Челнов построили новую автозаправочную станцию и сразу же подвели к ней новую линию. Я позвонил в Казань представителю Сетевой компании и сказал: «Новая птицеопасная линия со штыревыми изоляторами идёт по границе Национального парка «Нижняя Кама», причём без птицезащитных устройств в разрез всех наших договоренностей». Через три дня, на удивление, вся линия была оборудована пластиковыми птицезащитными устройствами.

– Означает ли это, что взаимодействие проходит конструктивно?

Да. Например, в прошлом году я составлял план по птицезащите на ВЛ 6-10 кВ для Бугульминских электросетей, исходя из особенностей расположения гнездовых участков орлов на юго-востоке Татарстана. А осенью того же прошлого года в Агрызе даже был такой случай, когда на судебном заседании я выступал в защиту Сетевой компании. Тогда прокуратура потребовала установить птицезащитные устройства сразу на всех птицеопасках Агрызского района. Но понятно, что это огромные деньги. Я предложил другой вариант. У «Союза охраны птиц России» есть программа, где предусматривается поэтапный план модернизации линий электропередач во всех регионах России. Сначала – защита птиц на ЛЭП в местах гнездования редких птиц, вблизи особо охраняемых природных территорий, а также там, где выявляется массовая гибель пернатых. Потом – всё остальное. Этот план у нас как руководство к действию. Так вот, я предложил оборудовать птицезащитными устройствами сначала две ЛЭП, которые огибают территорию государственного природного заказника «Кичкетан» в Агрызском районе, и уже после этого двигаться дальше. Ко мне прислушались, суд принял мою точку зрения, и прокуратура согласилась с этим решением. В то же время мы очень рады, что наконец-то прокуратура самостоятельно обратила внимание на данную проблему. Если бы в каждом районе Татарстана и по всей России, конечно же, природоохранная прокуратура самостоятельно отслеживала законность применения ВЛ 6-10 кВ со штыревыми изоляторами без специальных птицезащитных устройств, то проблемы «Птицы и ЛЭП» не было бы уже давно. А пока что применение таких ВЛ противоречит современному законодательству РФ. Отвечая на Ваш вопрос, хочется выразить надежду, что и в дальнейшем принятые Сетевой компанией обязательства по поэтапной модернизации птицеопасных ЛЭП будут выполняться в полном объёме в соответствии с принятым графиком, а наше с ними взаимодействие будет продолжено именно в конструктивном ключе, а не в рамках судебных разбирательств.

– А когда в России впервые обратили внимание на гибель птиц из-за линий электропередачи?

Очень давно. Об этом писал, например, ещё в 1930-х гг. русский натуралист А.Н. Формозов. В 1980 г. широкий отклик получил очерк В. Пескова «Птицы на проводах».

В 80-х годах одним из первых полигонов по изучению данной проблемы стал Татарстан – этой темой занимался Андрей Владимирович Салтыков, будучи студентом биофака Казанского университета. Во время летней полевой практики он обходил ряд контрольных ЛЭП в Сармановском, Лениногорском и Бугульминском районах и собирал мёртвых птиц. Выяснил, сколько птиц погибает за сезон, их видовой состав. Итогами тех исследований стали кандидатская диссертация и дело всей его жизни – сегодня А.В. Салтыков руководит проектом «Птицы и ЛЭП» Союза охраны птиц России. Фактически он координирует программу по защите птиц по всей России.

С начала исследований А.В. Салтыкова прошло 30 лет. Но за эти годы количество птицеопасных ЛЭП увеличилось минимум в три раза, и они продолжают собирать свой «урожай смерти». Впервые в нашей стране птицезащитные устройства стали использоваться в Ульяновской, Нижегородской областях, Алтае-Саянском регионе, Марий-Эл и Чувашии. Татарстан в этом плане отставал, но теперь, надеюсь, упущенное получится наверстать.

– Как давно этой проблемой стали заниматься лично Вы?

В Татарстане я стал продвигать этот проект два года назад. Большинство населения, кстати, об этой проблеме вообще никогда и ничего не слышало. Даже я, занимаясь охраной природы, узнал об этом случайно, когда в 2008 г. поехал в команде орнитологов Российской сети изучения и охраны пернатых хищников в экспедицию на Алтай, чтобы изучать хищных птиц.

Я ужасался – под линиями электропередачи мы собирали трупы беркутов, орлов-могильников, степных орлов – редчайших птиц. Это огромный ущерб природе! По российскому законодательству стоимость одного орла у нас оценивается в 100 тысяч рублей. Тогда же я узнал, что мы в судебном порядке можем предъявить ущерб, нанесённый природе, владельцам птицеопасных ЛЭП.

В российском законодательстве все требования разработаны давно, ещё в 90-х годах. Но, как и во многом другом, закон у нас есть, а работает он пока очень слабо, потому что этой проблемой практически не занимаются те структуры, которые должны заниматься – природоохранная прокуратура, Росприроднадзор и другие. Хорошо хоть, что этим стали заниматься рядовые жители нашей страны, орнитологи. Благодаря их стремлениям был выигран ряд судебных разбирательств по фактам гибели птиц на тех или иных ЛЭП и пошла волна модернизации по переоборудованию птицеопасных ЛЭП в безопасные.

– Расскажите подробнее про Ваши экспедиции, каковы их цели?

В своих первых экспедициях я, прежде всего, учился – как определять хищных птиц в природе, искать их гнёзда, работать на гнёздах с птенцами, кольцевать их и многому другому. Мне очень повезло, что я сразу попал в серьёзные экспедиции в Алтае-Саянский регион, где проходил практику у опытного орнитолога-полевика Игоря Карякина. Это была очень хорошая школа, которая теперь помогает мне организовывать самостоятельные экспедиции уже на территории Татарстана. При этом мы, группа орнитологов, объединённых общими целями и стремлениями в Российскую сеть охраны и изучения пернатых хищников, всегда планируем и координируем свои действия независимо от того, в каких регионах работает каждый из нас.

Цели моих экспедиционных исследований по крупным хищным птицам в Татарстане – это мониторинг гнездования и выявление экологических факторов, которые влияют на жизнь орлов, чтобы полностью понять всю картину жизни последних – факторы успешного размножения, пищевой рацион, антропогенное влияние. Такая масштабная работа в Татарстане ранее не проводилась. Важна также и динамика изменения численности, чтобы иметь возможность прогнозировать её на будущее и прийти к заключению о необходимых мероприятиях по охране данных видов.

В экспедиции привлекаю своих друзей, а в этом году со мной ездили жена и сын. Фотографы-анималисты из Нижнекамска всегда готовы присоединиться и во многом помогают мне своими неожиданными фотовстречами в природе.

Группа орнитологов Российской сети изучения и охраны пернатых хищников во время экспедиции в Республику Алтай. Подобные экспедиции – это не только шанс научиться у более опытных товарищей чему-то новому, принять участие в реальной научно-исследовательской работе, понять и ещё больше полюбить природу, но и определиться с делом своей жизни, на которое без сожаления будешь готов тратить все свои силы.

– С какими ещё сложностями, помимо ЛЭПов, сталкиваются хищные птицы?

Следующие важные проблемы – это сохранение мест обитания хищных птиц и их пищевой базы. Допустим, в основу рациона солнечного орла (могильника) входит суслик. Арифметика простая: будут сохраняться колонии сусликов – будет жить и солнечный орёл. Плачевный результат наблюдается в Чувашии, в Мордовии. Суслика там не стало совсем, и последняя гнездящаяся группа солнечных орлов доживает оставшиеся годы – на грачах, воронах и ёжиках. В Предволжье, в Татарстане – то же самое. Слава Богу, суслик сохранился в Предкамье и Закамье, и орлы там, соответственно, пока живут. Но и здесь численность суслика заметно сократилась.

– А почему так происходит?

Суслики обитают в агроландшафтах и причин их исчезновения может быть несколько, в том числе – химизация сельского хозяйства и изменение природопользования. Так, суслики образуют колонии преимущественно на пастбищах, где регулярно происходит выпас скота. Гнездовые участки солнечных орлов так же располагаются поближе к этим колониям. Как только пастбищное животноводство заканчивается, пастбище зарастает бурьяном и кустарником, и колония сусликов вымирает. В первые годы орлы будут жить в экстремальных условиях, а потом тоже исчезнут, что мы в некоторых местах и наблюдаем.

– Показательный факт – изменение способа функционирования человека влияет на всю экосистему. И вроде бы даже не сделали ничего плохого – просто перешли от одной системы управления в сельском хозяйстве к другой. И на тебе – такие неожиданные последствия.

Да, именно так. Переход на мегафермы с откормом скота внутри помещения может сильно отразиться на жизни орлов. Я много путешествую по Татарстану и каждый раз радуюсь, когда вижу села, где сохранено традиционное животноводство. А увижу пропадающее село – как ножом по сердцу. О каком устойчивом развитии может идти речь, когда у нас такой дисбаланс происходит – люди уезжают из сельской местности и концентрируются в городах.

Серьёзной проблемой для птиц является и химизация сельского хозяйства. Химическое отравление хищные птицы получают через грызунов, а некоторые сокола – и через насекомых, входящих в рацион их питания. Применение ядохимикатов в пределах Татарстана в последние десятилетия было резко снижено, что положительно отразилось на жизни хищных птиц, но сейчас, боюсь, оно снова начинает набирать темпы. Даже в этом году, в связи с якобы нашествием саранчи… Хотя сколько я ни ездил по Татарстану, так ни одной саранчи и не встретил. Слава Богу, что перестали опылять леса Татарстана ДДТ – в 20 веке это было нормой.

Что касается территории обитания, то сегодня на примере Татарстана мы наблюдаем, что некоторые хищные птицы, в том числе и солнечные орлы, могут гнездиться в самых разных условиях, например, вблизи населённых пунктов, ферм, нефтяных объектов и даже на линиях электропередачи. Солнечный орёл, например, достаточно хорошо адаптировался к жизни рядом с человеком. В Закамье эти орлы гнездятся, как правило, рядом с деревнями, фермами и дорогами. В этом году на границе Тукаевского и Сармановского районов на одно из гнёзд мы ставили видеокамеру, чтобы поснимать процесс жизни птенцов. Так вот, это гнездо находится в пяти метрах от дороги нефтяников, по которой постоянно проезжает технологический транспорт, и птицы к этому привыкли. И таких гнёзд, близко расположенных к человеку и техносреде, в Татарстане немало. То есть некоторые виды способны приспосабливаться к нашему присутствию, и если их не трогать, они будут жить прямо в пределах видимости человека.

Некоторые виды хищных птиц, например, солнечные орлы, способны приспосабливаться к присутствию человека, и если их не трогать, они будут жить рядом, в пределах нашей видимости.

Но для гнездования нужны условия – прежде всего, деревья. А у нас участок с гнездом может быть запросто вырублен. В позапрошлом году мы выявили такую ситуацию, и из-за этого вышел конфликт с Министерством лесного хозяйства. Мы им доказывали, что рубка леса шла на гнездовом участке краснокнижного вида, и тем самым нарушался закон «О животном мире».

– Но в данном случае погибших птиц нет, как доказать нарушения?

Сейчас мы занимаемся составлением базы данных гнездовых участков орлов. По данным Красной книги Республики Татарстан, у нас в республике гнездится всего 40 пар солнечных орлов. Но по нашим исследованиям, их намного больше – 100 с лишним. Свою задачу я вижу в том, чтобы обозначить участки гнездования орлов, составить базу данных и оповестить об этих участках Министерство лесного хозяйства, ответственное за ведение Красной книги Татарстана, чтобы они знали, где у них гнездятся редкие птицы. Я понимаю, что весь участок леса мы сохранить не сможем, но можем сделать так, чтобы гнездовое дерево и несколько деревьев вокруг него оставались нетронутыми. Для орла этого будет достаточно.

– Может быть, эта проблема не столько министерства – бюрократического, работающего с документами, сколько личного выбора конкретного человека – лесничего, который принимает решение о вырубке прямо на месте? 

Да, и лесничего тоже. Он должен первым отнестись к этому факту с пониманием и попытаться сохранить участок гнездования. Но изменить сознание лесников в одночасье очень сложно. Мы можем ждать годами и за это время потерять всех птиц. Мы много раз беседовали со старыми лесниками. Раньше у них был ограниченный обход – около 500 гектаров. Поэтому каждый лесник досконально знал, где и какие гнёзда у него есть. Некоторые до сих пор помнят и сообщают об этом нам. Большинство из них всегда душой болели за сохранение этих гнёзд. Сейчас же площади обходов на одного лесника сильно увеличились, и лесникам, я думаю, уже не до птиц. Бывают и такие, кому вообще всё равно. Поэтому директива по сохранению гнездовых участков от рубки должна прийти сверху. Положительные примеры этому есть, например, в Ульяновской области. Министр лесного хозяйства там с пониманием относится к этому вопросу. Группа орнитологов в Ульяновской области работает по тем же проблемам, что и мы, и со своим министерством они нашли взаимопонимание – сели за круглый стол и приняли решение, что если при назначении рубок на данном участке имеется гнездо орла, то его оградят от рубок с созданием особого защитного участка леса. Думаю, что и в Татарстане мы придём к этому, во всяком случае, Министерство лесного хозяйства РТ настроено на решение данной проблемы и уже в этом году само предложило нам провести работу по составлению базы данных гнездования крупных хищных птиц.

– А насколько важно обеспечить видовое разнообразие хищных птиц на территории республики? Ведь если говорить про логику устойчивого развития, то один из её важных тезисов заключается в том, что устойчивое развитие без внешнего поддержания возможно только в том случае, если будет присутствовать вся палитра видов.

Да, природная экосистема будет устойчивой только тогда, когда в ней присутствует масса компонентов. Чем сложнее экосистема, тем она устойчивее. Сейчас трудно вернуться к тем временам, когда человек жил по законам экосистемы. Я думаю, что в современном мире полностью обеспечить устойчивое развитие очень сложно – оно всегда будет с какими-то оговорками. Но элементарные вещи продумать можно. Если мы не можем отказаться от электроэнергии, то способны хотя бы обеспечить её поставку так, чтобы при этом птицы не гибли. Такая задача человечеству под силу.

Но лично мне при вопросе о видовом разнообразии хочется рассуждать так: все эти виды появились на Земле гораздо раньше, чем человек – спокойно жили и развивались. А мы не даём им шансов на жизнь вообще. Они – часть природы, и мы не вправе решать – убирать эту часть или нет. Почему мы не можем обеспечить орлу, который нам не только не приносит никакого вреда, но и наоборот, очень полезен, нормальное соседство рядом с нами?

Например, напротив Нижнекамска есть остров Сокольский, на котором в этом году я нашёл три гнездовых участка орлана-белохвоста. На одном из них прошло успешное гнездование, и я закольцевал птенцов. Этот остров с гнездящимися на нём орланами соседствует с целым комплексом баз отдыха, протянувшихся по побережью. Пока это соседство не мешает жить орланам. Но недавно мы узнали, что планируется весь этот остров превратить в символическую Британию. Я посмотрел проект в Интернете – там всё распланировано: дома, лужайки для гольфа… Но ничего не сказано о том, что имеется по крайней мере три пары орланов, и как застройщики собираются сделать так, чтобы этот орлан-белохвост остался там жить и гнездиться. Они даже не знают о его существовании. Мы же рискуем в ходе реализации проекта потерять как минимум ещё три пары. А ведь распланировать можно и так, что эти гнездовые участки останутся нетронутыми.

– Рекреационность острова от этого точно только выиграет…

Конечно! Тем более что орлан человеку не мешает. Я часто наблюдаю, как зимой орланы рядом с рыбаками сидят – ждут, когда те им рыбку дадут. Рыбаки-то не жалеют, рыбку кидают – орланы только рады такой наживе. Орланы вообще преимущественно питаются рыбой. Зачем же их тогда уничтожать? Это же красивые птицы, элемент нашей природы.

По большому счёту, острова на Каме и Волге в настоящее время являются резерватами по гнездованию орланов-белохвостов. Это естественные заповедники для проживания не только орланов, но и других животных. Поэтому не хотелось бы превращать эти острова в полигоны для бизнеса.

А ещё в этом году в Татарстане я столкнулся с хулиганским, варварским отстрелом крупных хищных птиц. В феврале на острове Ивановский мы нашли новое гнездо орлана-белохвоста, о котором не знали раньше. В Государственном реестре особо охраняемых природных территорий Республики Татарстан этот остров значится как памятник природы Республики Татарстан. Первого июня мы приехали на это гнездо, чтобы подняться и закольцевать птенцов. А вместо этого рядом с гнездом нашли убитыми самку и самца. Причём убиты они были даже не из-за чучела или еды, а просто так, ради забавы! Про аналогичные случаи мне рассказывали и сами охотники. Например, один из охотников рассказал мне про гнездо в Менделеевском районе, где тоже гнездились белохвосты, и то, как туда приехали какие-то охотники, застрелили птиц и забрали их на чучела.

Варварское отношение к природе и убийство птиц «ради забавы» – проблема, ставящая вопросы степени цивилизованности общества, превалирующих в нём ценностей, уровня нравственности и культуры.

В районе Волжско-Камского заповедника этим летом подобрали раненного орлана-белохвоста – с полностью отстреленным клювом. Такая птица в природе, конечно же, обречена на смерть. А в апреле мы обнаружили старое гнездо орлов-могильников. Причём местные жители о нём знали давно – орёл гнездился на сельском мусульманском кладбище. В июле мы приехали туда кольцевать птенцов, поднимаюсь на гнездо и обнаруживаю там останки погибшей птицы. Не понимаю, чем помешал орёл?

Есть и ещё один очень неприятный разворот. До 80-х годов прошлого века на территории Татарстана гнездился балобан – один из самых крупных видов соколов. Им была занята вся Бугульминско-Белебеевская возвышенность. Гнездовой участок балобана был даже известен в Волжско-Камском заповеднике. Этот вид на территории республики был полностью истреблён ловцами. В Странах Аравийского полуострова эта птица пользуется большим спросом и туда её вывозят контрабандисты большими партиями. Нередко в качестве ловцов выступают иностранные граждане, например, сирийцы, которые приезжают в Россию в качестве студентов и под этим прикрытием отлавливают птиц. В результате численность балобана в России катастрофически падает. В настоящее время под угрозой существования популяция балобана в Алтае-Саянском регионе. В ходе мониторинговых исследований было выявлено, что многие участки, где ранее гнездились балобаны, оказались пустыми в результате отлова птиц. И поэтому один из проектов, которым занимается наша группа Российской сети изучения и охраны пернатых хищников,  как раз и касается охраны сокола-балобана.

– А есть ли возможность впоследствии восполнить численность птиц за счёт соседних регионов?

Если для какого-то вида на всём протяжении его ареала обитания существуют достаточно стабильные условия существования, то данный вид вполне выживаем и способен к расселению. Но если на данный вид оказывается постоянный пресс, приводящий к гибели популяции на большей части ареала, то о каком же расселении может идти речь? И поскольку сейчас, например, происходит сокращение ареала у сокола балобана, то дождаться, что он вновь заселит просторы Татарстана в ближайшие годы, не приходится даже мечтать. Очень тяжёлая ситуация и у степного орла – его численность сокращается на всём протяжении ареала.

Возвращаясь к территории Татарстана, не могу не коснуться такого вида как беркут. В настоящее время для нашего региона это тоже крайне редкая птица. Чтобы восполнить численность этого вида за счёт соседних регионов, будет недостаточно даже специальных программ, в том числе по причине особой биологии и поведения беркутов.

Теоретически же, птицы, особенно молодые особи, способны к расселению, но мы пока не знаем, насколько далеко они способны улетать от родных мест в поисках новых мест гнездования. Вероятно, многие будут стремиться возвращаться туда, где родились. Хотя эту теорию надо ещё подтверждать. Поэтому мы впервые в России развиваем программу цветного мечения хищных птиц – птенцам прямо на гнезде надеваются специальные цветные кольца. Это нужно, чтобы глубже понять жизнь птиц, изучать продолжительность их жизни, отслеживать пути миграций и расселения. Также меня очень интересует вопрос: где найдёт пару и многие-многие годы будет гнездиться птица, которая родилась в Татарстане? Ведь крупные хищные птицы, выбрав место, будут жить на нём очень долго, пока там есть пищевой рацион и субстрат, на котором можно гнездиться.

– Я правильно пониманию, что до этого момента кольцевание хищных птиц в России не проводилось?

Российский центр кольцевания существует уже более 100 лет, и, конечно же, хищные птицы в России кольцевались. Но кольцевались они простыми алюминиевыми кольцами, и чтобы считать с кольца информацию, нужно было добыть эту птицу или найти её труп. Но оказалось, что, даже сделав это, большинство людей просто не знает, куда отправлять информацию. До появления интернета кольцо практически бесплатно отправлялось по почте, на конверте достаточно было указать адрес в виде слов «Центр кольцевания птиц». Сейчас эта система работает со сбоем, да и письма в конвертах сейчас отправляют немногие. Поэтому практически вся информация о кольцах теряется. За последние 10 лет на территории России алюминиевыми кольцами было закольцовано более 5 тысяч хищных птиц, но сведений о возврате колец получены единицы. Представляете – вся десятилетняя работа прошла вхолостую, фактически с нулевым эффектом. Кроме того, вся база данных об окольцованных птицах в Российском центре кольцевания до сих пор хранится на бумаге, и чтобы получить информацию об окольцованной птице, нужно время. Это крайне неудобно.

Поэтому мы развиваем другую, более современную программу мечения птиц. Цветные кольца можно увидеть на живой птице, сфотографировать и отправить информацию на специально созданный интернет-сайт www.rrrcn.ru и в считанные минуты получить информацию о том, в каком районе, в какое время и кем была окольцована эта птица, узнать её возраст.

– С чего началась Ваша работа по цветному кольцеванию? Как пришла в голову эта идея?

Два года назад я кольцевал орланов-белохвостов в Волжско-Камском заповеднике. По счастливой случайности в это время заповедник принимал делегацию сторонников Всемирного фонда дикой природы. Это были молодые люди, которые сами много путешествуют, фотографируют, знают и ценят естественную природу. Они заинтересовались моей работой и в то же время удивились, что мы продолжаем работать по старинке, когда весь мир уже кольцует птиц цветными кольцами. Один из сторонников WWF – Юрий Лебедев – предложил мне помочь организовать программу цветного мечения хищных птиц. С этой идеей и поддержкой члены Российской сети изучения и охраны пернатых хищников начали работу по поиску производителей цветных колец и согласованию цветных схем с европейскими координаторами цветного мечения. Не всё было просто, особенно с выбором цветов. Их не так много, и основные цвета уже использовались европейскими странами. Поэтому мы вынуждены были использовать двойные цвета, чтобы отличаться от цветовых схем других стран. Например, у колец для Волго-Уральского региона одна половинка кольца белая, а другая – зеленая; для Алтае-Саянского региона половинки белая и оранжевая. На спонсорские деньги мы закупили кольца и опробовали их.

– Какие-нибудь результаты уже получены?

Поразительно, но результаты появились в первые же месяцы после начала кольцевания цветными кольцами. Один из орланов-белохвостов из Татарстана улетел на Украину. Один орёл-могильник по пути в Африку был ранен в Ираке. Степной орёл из Казахстана был сфотографирован в Омане, а орёл из Оренбургской области – в Йемене. Филин с цветным кольцом из Алтайских гор пролетел от места рождения 50 км и погиб на линии электропередачи. То есть благодаря интернету мы смогли очень быстро получать обратную связь даже из-за границы.

Нельзя не отметить то, что наша деятельность не понравилась Российскому центру кольцевания.

– Как они мотивировали свою позицию? 

Они назвали нас пиратами, потому что мы создали свой отдельный центр кольцевания, хотя ни в одном законе Российской Федерации не сказано, что в стране он должен быть только один. Мы пытаемся идти им навстречу, предлагаем им создать такую же виртуальную базу данных и объединить её с нашей. Но пока всё бесполезно. А вот иностранцам наша работа очень нравится – они работают по аналогичной схеме, у них тоже всё компьютеризировано.

– Будете продолжать в том же духе?

Да. Думаю, что в итоге все заинтересованные в развитии кольцевания стороны нас поддержат, потому что так, как сейчас работает Российский центр кольцевания, работать нельзя. Ведь что происходит в реальности: на Дальнем Востоке птиц уже давно кольцуют японскими кольцами, а на северо-западе страны используются кольца европейских стран. Думаем, что это неправильно, и поэтому хотели бы, чтобы у нас в России была единая система кольцевания российскими кольцами и единый обмен информацией. Данные о кольце должны дойти до конечного пункта, не затерявшись по дороге, иначе в кольцевании нет никакого смысла. Но для этого необходимо не только наше желание.

– А почему Вы вообще стали заниматься проблемами хищных птиц? Видно же, что это сложно. Это вопрос Вашего личного выбора?

Да, вопрос личного выбора. Когда я попал в команду орнитологов Российской сети изучения и охраны пернатых хищников и начал с ними работать в экспедициях, практиковаться, учиться лазить на деревья с альпинистским снаряжением, кольцевать птиц, то постепенно стал понимать, насколько в этой области много проблем, в том числе в Татарстане. Стало даже обидно за родную республику, и поэтому решил заниматься этим делом здесь.

Но вот что может сделать один человек? Казалось бы, совсем мало. Мы снимаем сюжеты и отдаём их на телевидение, публикуемся в газетах, размещаем фото- и видеоматериалы на сайтах Российской сети изучения и охраны пернатых хищников и Национального парка «Нижняя Кама». Ведём разъяснительную работу, работаем с предприятиями и государственными организациями. Но всё это даёт свой эффект! Люди стали больше обращать внимание на проблемы птиц и вообще на охрану природы, стали интересоваться и душой болеть за это дело. Когда мы с товарищем – Ренатом Рахматуллиным – сняли сюжет о погибших от рук браконьеров орланах и выложили его на YouTube, то уже на следующий день посыпались звонки, даже от корреспондентов из Москвы. Позднее этот сюжет показали по местным каналам телевидения.

За это лето я получил огромное количество звонков. Люди находят раненых птиц, подбирают, не знают, что делать. Одно время мы пытались их лечить, пристраивать, поэтому теперь мне звонят как ветеринару – уже сам не рад, что стал последней инстанцией в этом вопросе. Птиц я сейчас брать отказываюсь, потому что на их содержание у меня нет денег. Но люди звонят, советуются, как выходить найденных птиц, подходят на улицах и говорят слова благодарности, каким важным делом мы занимаемся.

– Ваша деятельность по охране птиц ведётся в рамках национального парка?

Большая часть работы в области хищных птиц проходит за пределами территории национального парка, но его руководство поддерживает данную инициативу. Считаю, что мы не должны замыкаться на исследованиях на своих узких территориях. Реальность жизни такова, что если мы не будем заниматься охраной природы на всей территории России, то не сможем сохранить живность и в Татарстане, даже в национальном парке.

– Получается, что охрана птиц – Ваш личный проект. Тогда какие задачи лежат на Вас в рамках работы в национальном парке «Нижняя Кама»?

Здесь я работаю в должности заведующего Музеем природы, веду некоторую научно-исследовательскую работу по птицам, занимаюсь краеведением, подготовкой информационных материалов. Задачи самые разные.

– Музей природы создавали Вы?

Музей создавался коллективно, но всегда кому-то приходится идти паровозом – в данном случае это был я. В здании раньше располагалась администрация национального парка «Нижняя Кама», и после её переезда мы начали создавать здесь экспозицию музея. Проекты по созданию этого музея были, но они оказались недоработанными, а средств выполнить запланированные объёмы не было. Поэтому разрабатывать и делать многое пришлось своими руками. Мы сами собирали и продолжаем собирать многие экспонаты, например, геологический и палеонтологический материал. Что-то удалось получить из фондов других музеев. Часть чучел была изготовлена на средства гранта. Многое было сделано на средства из федерального бюджета, а также спонсорские пожертвования.

– С детьми работаете?

Да, начиная с детсадовского возраста. Для них и для школьных групп наши сотрудники разрабатывают специальные тематические занятия и проводят их в учебном классе музея. Чаще всего посещают музей, конечно же, школьники, причём целыми классами. Взаимодействуем и с их родителями, но реже.

Летом посещаемость у нас падает, но с сентября по май мы ежедневно принимаем как минимум две группы, это около 60-ти человек. Для нашего небольшого города это совсем неплохо. Часто проводим бесплатные экскурсии, участвуем в городских социальных программах.

Плохо, что не работаем в субботу и воскресенье, как другие музеи – в выходные ребята с родителями приходили бы, наверное, чаще. Но у нас не предусмотрено полного штатного расписания как в обычных музеях, и потому непросто организовать работу музея в полном объёме.

– В чём причина?

Наш Национальный парк относится к Министерству природных ресурсов и экологии Российской Федерации. Получается, что музей ведомственный, к Министерству культуры он отношения не имеет. Сейчас во многих национальных парках и заповедниках есть свои музеи, просто они несколько другого формата – часто это всего пара комнат. А наш имеет облик полноценного городского музея. Сам я постоянно здесь быть не могу, много времени провожу в разъездах. Передо мной стояла задача создать этот музей. Мы это сделали, поставили музей на ноги, но его надо развивать дальше. Нужно работать с населением, чтобы здесь был поток людей. Я сейчас был бы рад передать музей другому человеку, который здесь будет постоянно находиться, но не могу найти такого – зарплата слишком маленькая.

Свою основную задачу я сейчас вижу именно в охране птиц в Татарстане, потому что этим кто-то должен заниматься. Нас, действующих орнитологов, в Татарстане осталось совсем мало – по пальцам одной руки пересчитать можно. Проблем по охране птиц у нас в Республике море, и их надо решать. Если никто этим не будет заниматься, то всё опять вернётся на круги своя.

– В заключение нашей беседы… Возможно есть ещё что-то, о чём я не спросил, но Вы сами хотели бы об этом рассказать…

Важный момент, который мне очень хочется донести. Я глубоко убежден, что для того, чтобы охранять природу, какие-то конкретные виды животных или растений, совсем не обязательно дополнительно создавать специализированные заповедники и заказники. Но надо грамотно выстроить природопользование нашим хозяйствам. Нет ничего сложного в том, чтобы оснащать ЛЭПы птицезащитой, или при рубке леса оставлять места обитания редких видов животных в сохранности. Просто ведя традиционное пастбищное животноводство, мы уже прикладываем руку к сохранению редких видов птиц. И даже если обычный пастух в весеннее время проведёт стадо коров подальше от гнезда орла, не вспугнув птицу с кладки, он тоже сделает свой вклад в сохранение природы. Каждый из нас может вести хозяйство так, чтобы дикие животные нормально чувствовали себя рядом с нами.

В советское время в ПТУ, где готовили трактористов-механизаторов, обучали правилам экологии – как нужно правильно пахать, убирать урожай, косить траву. Но всё чаще я вижу, что эти знания не применяются на практике. Да, в Татарстане ходят современные импортные комбайны, но экологического образования у комбайнёров нет. А ведь всё просто – жатва должна идти от центра к краям, а не от краёв к центру, как сейчас это делается. В первом случае вся живность с поля разбегается в разные стороны, а во втором – бежит к центру и в итоге попадает под ножи комбайнов. Животным нужно дать возможность убежать, а не загонять их внутрь поля и косить. Эти простейшие, элементарнейшие правила не соблюдаются нигде. В 2011 году я ехал с Алтая – как раз в то время, когда по всей стране шла уборка зерновых. И везде, на протяжении нескольких тысяч километров, я видел эту удручающую картину.

А мусор? Я много езжу по Татарстану и практически на окраине каждого села вижу овраг, заваленный разным хламом. Бытовым мусором захламляют леса близ городов, побережья рек во время отдыха на природе. Куда это годится? Куда пропала наша ответственность перед собой и перед будущим наших детей? Куда делось наше понимание того, что мы своими руками уничтожаем тот мир, в котором сами же и живём? Мы запускаем какие-то мега-проекты, тратим на них огромные деньги. Но ведь устойчивое развитие начинается с самых элементарных вещей. А их-то как раз пока и нет.