– Анатолий Валентинович, каков был изначальный замысел проекта "Смешарики", и какие цели перед ним ставились?

Начну с того, что по ходу проекта цели сильно менялись. И момент, связанный с изменением целей, для меня невероятно значим. До этого у меня была 15-летняя практика работы в «Пилоте» – студии, которую мы создали в 1988 году вместе с Сашей Татарским и Игорем Ковалёвым. Там, с точки зрения постановки, задача была очень простой – создавать яркие арт-хаусные фильмы для взрослых. А по тому, насколько успешно мы выставлялись на международных кинофестивалях, можно было судить, решаем мы эту задачу или нет. То есть задача просто ставилась и просто проверялась, и в этом смысле постановка задачи была статичной: изначально заданная, она больше не менялась. 15 лет мы делали подобного рода фильмы, получая громадное количество наград. Каждый фильм, сделанный «Пилотом», участвовал в нескольких конкурсных программах зарубежных фестивалей, а это – опредёленный маркер. Подобного результата в то время добились только три мультстудии в мире – Aardman Animation с пластилиновыми фильмами, Pixar с короткометражками и «Пилот». «Пилот» в этой тройке был на третьем месте, но, тем не менее, он в неё входил, и это, конечно, приятно.

Со «Смешариками» всё было по-другому. Проект начинался как очень простенький, детский. Но по этой причине было непонятно, как его делать. Изначально оформились две ключевые идеи. Первая – это круглая форма персонажей как точно найденный дизайн, который дал им стилистическое единство. Автором героев был художник Салават Шейхинуров из Уфы. Вторая идея Салавата и его приятеля-дизайнера, а в последующем генерального продюсера «Смешариков» Ильи Попова заключалась в том, чтобы сделать проект супер-пупер-масштабным. До этого в середине 90-х мы с Сашей Татарским безуспешно пытались вывести на коммерческий уровень его знаменитых «Колобков» – Шефа и Коллегу. У нас ничего не вышло, потому что детский рынок в России был неразвит и не готов к этому. И вдруг через 7-8 лет приходят двое молодых ребят и говорят, что хотят снять аж 200 серий и покорить детский рынок. Я понимал, что в ситуации, когда кроме почеркушек персонажей ничего нет, говорить об этом просто смешно. Но такой подход с современной маркетинговой стратегией меня удивил.

Ещё одна их черта, которая виделась отчётливо и которая, кстати, является довольно редкой, – то, что они оказались готовы прислушаться к мнению, в частности к моему, принимать критические замечания. Ребята до этого с анимацией и кино дела не имели: Салават – яркий комиксный художник,  он закончил Академию комикса в Бельгии; Илья – дизайнер и менеджер. Я высказал им своё экспертное мнение, пояснив, что´ мне нравится в их идее, а что´ я считаю неинтересным,  как это можно доработать и переделать. Они могли его проигнорировать, решив, что Прохоров ничего не понял в их гениальном проекте – таких примеров у меня было много. Но через два месяца после нашего разговора ребята позвонили и сказали: «Мы исправили всё, что Вы рекомендовали, можно приехать и показать Вам?». Они приехали,  мы разобрали поправки, перешли на второй шаг итерации. Я понял, что с этими ребятами можно работать.

Была ещё одна очень важная вещь – мы учились друг у друга. До этого я никогда не был художественным руководителем (на студии «Пилот» я был главным редактором) – учился на «Смешариках». Ребята, в свою очередь, учились киношным вещам.

– Как создавался коллектив проекта?

В течение года были десятки встреч в Москве и в Питере с участием большого количества народа. Пришёл будущий режиссёр проекта Денис Чернов. Удалось найти очень талантливого сценариста, который невероятно сильно вырос на «Смешариках» – это Лёша Лебедев. Он театральный актёр и режиссёр, но в своё время работал системным программистом в американской компании, а значит, мозги у него были системными. А драматургия, как известно, без системных мозгов существовать не может, там нужно постоянно складывать некий воздушный пасьянс авторских идей и жёсткой структуры.

Студию мы начали делать в Питере. Там же подбирали актёров – московские оказались слишком дорогими. Актёры быстро освоили и полюбили своих персонажей, стали добавлять что-то своё в их интонации. И мы вдруг стали понимать, что у них рождаются характеры. А характер – это очень тонкая вещь, которой в анимационных сериалах очень мало.

Смешарики (сокращение от «смешные шарики») – российский мультипликационный сериал для всей семьи. Выпускается с 2003 года. По состоянию на апрель 2014 года, «Смешарики» транслируются в 60 странах, переведены на 15 языков, ежедневная аудитория мультсериала – 50 млн человек.

– Была ли модель того, как будет развиваться мультфильм – намётки каких-то серий или посылов, которые вы хотели бы донести?

Когда проект начинался, жёсткого плана и особенных амбиций не было, всё развивалось постепенно. Новорождённые «Смешарики» не были запрограммированы; мы не знали, куда выйдем. Наш постепенный рост понимания, чего мы, собственно, делаем, складывался из того, что на каждом шаге мы тщательно отбирали удачи от шлака. Сперва отбирались сами персонажи. Начинали с коровы-Бурёнки, но дело не шло. Потом вдруг увидели образ свиньи – сначала это был мальчик, подросток-рэпер. Потом решили сделать девушку, и так появилась Нюша. Её образ собирали в противовес тому, что есть в российской «мифологии свиньи»: поросёнок любит грязь, лужи и тому подобное.

В первых замыслах был гусь-гений – Гусений, но потом вместо него появился Пин – изобретатель, гений-самоучка. В нём была нота иммигранта – чужого, которого приютили и согрели. Если все остальные были животными из средней полосы, то этот вдруг оказался пингвином. Мы хотели, чтобы у него был акцент – одновременно и грузинский, и французский, и немецкий, и эстонский, немного еврейского. По крайней мере, такую задачу мы ставили перед актёром. А он на первой записи сделал пингвина с ярким немецким акцентом, но так убедительно и точно, что мы решили так и оставить.

Важный прорыв случился в третьем сценарии в фильме «Фанерное солнце». Когда Лёша Лебедев принёс этот сценарий, я даже ахнул! В самом конце диктор говорит замечательную фразу: «Они стояли под дождём, пили чай и понимали, что теперь этого тепла им хватит до следующего лета». Стало ясно, что это – тонкая история для взрослых, про отношения людей друг к другу. Мы поняли, что сериал имеет выход и на взрослых, на родителей, имеет двойное смысловое дно. Я проговорил это с Лёшей, он невероятно быстро всё понял, и мы начали расти в эту сторону.

К 15 серии сериал набрал нужную высоту. Мы  «устаканили» характеры и интонации. Нам удалось создать совокупность очень точных персонажей и жизненных историй. Уже потом, в так называемом «сценарном евангелии Смешариков», первым пунктом было записано: «История должна быть А) интересна для взрослых и Б) понятна детям». Если она неинтересна для взрослых, то она имеет шанс скатиться в сюсюканье, в наивные дидактизмы, которые хороши для детей не старше 2-3-летнего возраста.

Так одной из наших задач стало погружение детей и их родителей в сложности житейских ситуаций и в те смыслы, которые ребёнок уже способен понять. Поэтому «Смешарики» – это громадная библиотека жизненных кейсов, непростых решений обыденных ситуаций.

– Какова всё-таки целевая аудитория «Смешариков»? Вы отслеживали, кто вас смотрит?

Мы рассчитывали на возраст старших дошкольников – 5-7 лет. Но сейчас, по факту, нас начинают смотреть с 4-х. В 2007-2009 годах канал СТС провёл ряд медиаметрических исследований эфира, которые дали очень интересные результаты. Мальчики нас смотрели до 10-12 лет, потом прекращали. Девочки смотрели дольше – до 12-13, а потом переходили на Winks. Подростки с 17-ти до 25-ти не смотрели вообще. А после 25-ти, а это молодые родители, нас снова начинали смотреть. И довольно хорошо смотрели вплоть до 50-55-ти. Бабушки и дедушки сперва нас не смотрели, считая «Смешариков» слишком взрослым кино для детей.

– А ведь действительно, многие истории в «Смешариках» рассказаны для взрослых. Это делалось сознательно?

Конечно. В первые несколько лет нас часто упрекали в том, что наше кино неадекватно возрасту – оно взрослое. Я во всех статьях пытался рассказать о таком понятии Выготского как «зона ближайшего развития». Её нужно выстраивать для ребенка, и тогда в этой зоне он быстро будет развиваться. Мы даже придумали красивое понятие «опережающей драматургии»! Наши истории и смыслы относились к младшим школьникам. Но наша целевая аудитория – старшие дошкольники – быстрее взрослела, понимая, что всё в жизни  и в «Смешариках» устроено не так просто. Мы даже стали вводить новые слова, которые дети 5-7 лет не знают по определению – сначала случайно, а потом и сознательно. Первым случайным словом был «раритет» в фильме «Коллекция». В то время мы с каждым фильмом проводили фокус-группы в двух детсадах Питера и тщательно записывали реакцию детей при просмотре: здесь хохотнули, здесь улыбнулись… Воспитательницы этих детских садов нам рассказывали, что слово «раритет» так понравилось детям, что в течение нескольких месяцев оно было самым распространённым и употребимым. Они им и ругались (говорили: «Ну ты раритет»), и гордились (потому что смогли в той самой зоне ближайшего развития освоить те слова, которые им якобы ещё не по зубам).

При этом мы всегда выдерживали комедийный окрас сериала. Существует два основных рода драматургии: драма и комедия. Я как культуролог и практический психолог (а мне пришлось много заниматься и детской, и возрастной психологией) понимаю, что обращение к трагическому жанру – не для детской публики. Сначала ребёнок просто не поймёт, а когда начнёт понимать, то будет напрягаться, а это неправильно. Но комедия – совсем другое дело. Поэтому у нас есть громадный жанровый материк комического – комический триллер, комический детектив, комическая мелодрама…

– В чём Вам видится воспитательная составляющая проекта?

Мы старались, чтобы к 7-10 годам ребёнок легко перелетал с волны «Смешариков» на волну большой литературы. Я колоссальный пропагандист чтения и противник аудиовизуального воспитания; как ни смешно это прозвучит – я выступаю против телевизора и большого количества мультфильмов. Исследования американских психологов полугодовой давности показали, что у детей, которым рано, чуть ли не в 1-2 года в руки дают компьютеры и планшеты, к 6 годам возникают проблемы с мелкой моторикой: они попросту не умеют шнурки завязывать! Но самая важная проблема – с развитием мышления. Дело в том, что развитие мышления – это левополушарная функция, напрямую связанная с речью, а развитие речи связано с чтением, но не с просмотром «аудиовизуальщины».

– «Смешарики» – это инструмент работы с детьми в 21 веке?

20-й век прошёл в весьма двойственном отношении взрослых к детям – взрослые, конечно, уже стали их замечать, они стали ценностью, но отношение к ним оставалось всё еще откровенно пренебрежительным. Разговаривают, допустим, между собой две женщины. К ним подходит 3-х летний ребёнок. И сразу начинается сюсюканье: «Ой, кто это к нам пришёл…». Происходит это потому, что так принято в обществе, потому что считается, что ребёнок не поймёт нормальных разговоров, и поэтому при его виде взрослые должны состроить идиотскую улыбку, посюсюкать или сделать что-то подобное. Это пример бессознательного отношения к ребёнку как к «человеческой заготовке», у которой «вся жизнь впереди». Заметьте: не сейчас, а – где-то впереди! И вот на это ушёл весь 20-й век. В этом плане «Смешарики» – это шаг вперёд: мы пытаемся относиться к ребёнку как к нормальному человеку, с ощущением того, что он взрослый. Мы выстраиваем с ребёнком равноправный диалог, и дети это, кстати, очень ценят. Очень показательным для нас стал эпизод, произошедший в 2005 году на Международном фестивале телевизионной анимации в Амалфи (Италия), где эпизод «Большие гонки» получил приз детского жюри. Причём формулировку придумали сами дети:  «За то, что кино снято как для взрослых».

– На Ваш взгляд, проявятся ли в ближайшее время какие-нибудь другие тенденции в отношениях с детьми?

Дети будут внутренне нуждаться всё в большей и большей свободе и так называемых правах на свою свободу внутри семьи и в воспитательно-образовательных сообществах (школе, детском саду, кружках и т.п.). Именно эта ситуация привела в Европе к сложному и противоречивому феномену – ювенальной юстиции.

Сегодняшняя семья – это ячейка общества, но она такая же закрытая, как и ячейка банковская. Но почему мать уверена, что она лучше всех знает, как ей воспитывать ребёнка? Заметьте, 99,9% матерей довод приводят только один – довод права собственности: «Потому что это мой ребёнок!».

Тот, кто боится ювенальной юстиции, опасается, прежде всего, того, что у его детей может возникнуть много поводов обратиться за помощью из-за физического и психологического насилия в семье. Но это только маленький нюанс, ведь семья должна открыться и для того, чтобы получить квалифицированную помощь, чтобы социальная позиция родителя стала профессиональной. Я часто говорю, что на земле есть четыре базовые профессии: первая – родитель, вторая – священник, третья – врач, четвёртая – учитель. Вот четыре базисные профессии, всё остальное – лишь надстройка. Поэтому открытие семьи в общественное пространство  – это невероятно мощный процесс, но вместе с тем тяжёлый и болезненный.

Грамотность и профессионализм родителей со временем будут необходимым требованием. Крайне резко увеличится роль раннего развития ребёнка в возрасте до 5 лет и особенно до года и до трех лет. Например, уже сейчас существует «Пражская программа «Ребёнок и родитель» (PEKIP), которая как раз является одним из инструментов профессионализации родителя для огромной работы по психолого-физиологическому развитию младенцев.

Наконец, система образования в её нынешнем виде попросту перестанет быть востребованной. Дети уже сегодня перестают нуждаться в школе для своего процесса образования. За последние несколько лет процент экстерната в Москве вырос где-то с 5 до 20%. И это на фоне того, что в России пока ещё достаточно слабо развиты Интернет-курсы. Конечно, детские сады они не заменят, но часть школы – запросто. И никакого возврата к семейному образованию просто не получится: требования экономики к образованным людям меняются коренным образом и радикально усложняются.

Другая важная тенденция: сейчас исчезают или становятся неважными так называемые «стационарные культурные нормы». Эволюция культурных норм хорошо видна даже сейчас, но происходящие технологические изменения, которые приводят к изменениям уклада жизни, приведут к тому, что культурные изменения станут происходить не на протяжении одного или двух поколений людей, а значительно быстрее. Думаю, смена культурных норм будет осуществляться очень резко – за 10-15 лет. А это значит, что потребуется огромная внутренняя толерантность как подростка, так и взрослого по отношению к таким же как ты, но вдруг почувствовавшим, что они живут по другим культурным нормам, или к молодым, потому что именно молодые наиболее быстро воспринимают новую и постоянно обновляющуюся культурную норму. В обществе – особенно в нашем – может возникнуть очень сильное напряжение, которое может разрушить или поставить под вопрос самое важное, что есть у больших масс (наций, государств) – социально-психологическую устойчивость населения.

– Мультипликация в связи с этим, видимо, тоже изменится, как и её роль в образовании?

На детские мультперсонажи будет навьючено очень много разных развивающих и обучающих функций. Просто потому, что единственный способ мотивации ребёнка – это его интерес. Интерес ребёнка всегда проявляется в игровой ситуации. Психологически лучший поддерживатель интереса к игре – любимый персонаж. Уже сегодня идёт «геймификация» всех видов социальной деятельности. А поскольку в будущем всё больший объём работ будет сдвинут в сторону подростков, которые станут участниками разного рода интеллектуального бизнеса, то возникнет вопрос, как обеспечить их быстрое интеллектуальное развитие.

Мультипликационные персонажи будут играть роль ваты, в которую будут заворачивать различные тяжёлые, как утюг, социальные задачи – раннее развитие детей, социализацию, постоянную проф-переориентацию. И очень важная вещь – это игры, придумываемые самими пользователями – то, что сейчас известно как Интернет 2.0, когда дети конструируют и персонажей, и правила игры с ними.

Если говорить об образовании, то жизненный цикл знания будет бешено уменьшаться (то, что стало известно только сегодня, завтра уже устарело!), что приведёт к становлению жизненного уклада, в котором преобладает идеология непрерывного образования. Образование уже сегодня становится для человека таким же необходимым и сопровождающим всю его жизнь процессом, как, например, потребление пищи.