– Доктор Фэллон, скажите, чем, с нейрофизиологической точки зрения, определяется наше поведение? Почему мы испытываем депрессию, стресс, шок, чувство воодушевления, разочарования, страха и так далее? Чем эти состояния объясняются? Выбросом в организме определённых химических веществ?

Мы, нейрофизиологи, считаем, что за каждый вид поведения отвечает целая нейронная цепь, называемая коннектомом, в которую, как правило, объединяются по меньшей мере три особые области мозга, а также ещё около сотни участков, так или иначе взаимодействующих с этими областями. Функционирование нейронных цепей обеспечивается электрохимическими реакциями и взаимодействиями, а сами нейронные цепи, по крайней мере изначально, формируются на генетическом уровне. Именно генетика закладывает наши базовые черты характера и индивидуальные особенности, поскольку фундаментальные нейронные соединения и химические реакции, происходящие благодаря нейромедиаторам и посредникам, передающим гормоны, формируются генетическими факторами. Поэтому при равенстве прочих условий, например, если бы все росли в благоприятной, адекватной среде, особенности нашего поведения практически целиком были бы предопределены генами. Но на практике, разумеется, такое случается редко, потому что среда в детском возрасте у всех разная. Поэтому, допустим, если на ранней стадии развития ребёнка, а именно в период от рождения до примерно трёх лет, он подвергается насилию, издевательствам или оказывается оставлен родителями, то у него могут возникнуть серьёзные проблемы с психикой, потому что неблагоприятная среда в этом возрасте вносит необратимые изменения в нейронные связи и химические процессы в мозге, причём взаимодействие между генами и средой отвечает как за выбор проявляющихся в конечном итоге генов, так и за их регулирование в течение всей жизни человека. Это основа процесса, известного в науке как эпигенетическая модуляция.

Нейронные связи и нейрохимические процессы постоянно взаимодействуют со средой.  Так, если человек заражается бактериальной или вирусной инфекцией, то вся его иммунная система резко меняется, реагируя на данную инфекцию. Благодаря этому иммунная система мгновенно, но временно мобилизуется, особенно активизируется производство специальных антител для каждого типа инфекций. Когда через пару недель инфекция бесследно исчезает, всё возвращается на круги своя. То же самое происходит, когда мы, к примеру, злимся, выходим из себя. Нормальный человек вполне может рассердиться, но через какое-то время он успокаивается, потому что на организм начинает действовать один из нейромедиаторов, влияющих на настроение человека, – серотонин. Я думаю, что в насилии как таковом, в вакууме, нет ничего плохого, оно предопределено геномом, и есть социально приемлемые формы его использования – например, если кто-то совершит нападение на вашу семью, вы будете защищать её кулаками, и вас никто за это не осудит. Но такие виды поведения зависимы от контекста, причём за постановку поведения в определённый контекст отвечает вполне конкретный участок мозга, расположенный в префронтальной коре. Его основной функцией является не инициация поведения, а торможение и сдерживание эмоционального поведения. И ведь, если вдуматься, значительной частью нашего поведения является не то, что мы делаем, а то, чего не делаем, от какого поведения воздерживаемся. Но людям, у которых из-за детской травмы появляется то, что мы называем эпигенетическим маркером (то есть необратимыми адаптивными изменениями генных регуляторов в нервной системе в качестве реакции на враждебную среду), такие состояния как внезапный гнев помещать в какой-то адекватный, разумный контекст очень сложно. Вместо этого эти люди склонны вести себя случайным образом, вне всякого контекста (например, они могут выбежать на улицу голышом или неожиданно совершить нападение на другого человека), поэтому их поведение воспринимается нами как асоциальное.

Учёные насчитывают около трёхсот пятидесяти так называемых сложных адаптивных форм поведения. Сюда входят разные виды агрессии, страха, эмпатии, эмоциональных реакций и так далее, и все эти 350 моделей поведения развиваются в нормальном ребёнке автоматически. Раньше считалось, что этим видам поведения – эмоциональным реакциям, например – ребёнка нужно учить. На самом деле ничего подобного – мы всё это умеем делать сразу, благодаря нашим генам. То есть уже с рождения мы способны наслаждаться красотой, испытывать страх, гнев и интуитивно понимать очень многие вещи. Например, практически все младенцы с рождения умеют плавать, правда, позже под воздействием среды они забывают этот навык, разучиваются. В то же время существовала целая плеяда известных философов – таких как Аристотель или французские гуманисты – которые считали, что мы рождаемся tabula rasa, то есть как чистый лист, и только под воздействием среды – родителей, друзей, воспитания, общества и тому подобного – становимся теми, кто мы есть. Эта идея получила широкое распространение, и сейчас её тоже многие считают справедливой. Однако нейрофизиология придерживается иного, противоположного мнения.

© архив Джеймса Фэллона 

– Вы занимались длительными и очень серьёзными исследованиями мозга известных психопатов, социопатов и серийных убийц. Можете ли пояснить для наших читателей, чем именно отличается мозг людей, имеющих склонности к такого рода поведению, от мозга «нормальных» людей, если, конечно, такие различия есть?

Начнём с того, что не все убийцы – психопаты. Среди них есть и вполне нормальные люди, у которых были мотивы для совершения подобного. Случается и такое, что человек совершает акты насилия вне контекста, просто в силу особенностей собственной биологии и резкой реакции на какую-то предполагаемую угрозу. Таких убийц называют импульсивными, и это тоже ещё не психопаты, это просто крайне неуравновешенные люди. Они могут внезапно выйти из себя, а потом сделать резкий выпад, неожиданно совершить какие-то насильственные действия. Всё потому, что соединения между разными частями их мозга немного неустойчивы или дефектны. Другая группа убийц – это люди, имеющие повреждения мозга, связанные с травмами головы или со злоупотреблением алкоголем или наркотиками. Поведение таких людей, как правило, бывает дезорганизованным, и его очень сложно контролировать.

Наконец, есть ещё одна группа людей, чей тип характера часто встречается у убийц – в психиатрии его относят к расстройствам личности Кластера B. Основные типы расстройств в этой группе – психопатия, нарциссическое расстройство личности и пограничное расстройство личности. К последнему относятся те люди, которые, к примеру, сегодня вас обожают, вы их идол, а завтра могут возненавидеть.

– Пограничное расстройство личности – это что-то близкое к биполярному расстройству?

Биполярное расстройство относится к другой группе заболеваний, называемой аффективными расстройствами или расстройствами настроения. Существуют также расстройства процессов мышления, вроде шизофрении или некоторых видов депрессии – эти люди обычно страдают от неорганизованных, хаотичных мыслей и чувств, иногда испытывают галлюцинации и имеют проблемы с эмоциями. При таких расстройствах настроения и мышления также бывают очень похожие генетические аномалии, и их все можно представить в виде одного спектра отклонений. Среди этих людей, конечно, тоже встречаются убийцы, но не так часто, как вы можете подумать. Когда у них наступает период «спада», особенно если речь идёт о депрессии, шизоаффективном расстройстве и шизофрении с негативной симптоматикой, то многие из них не способны сделать вообще ничего. Если они находятся в самой негативной фазе своего заболевания, то даже не могут совершить самоубийства и тем более убить другого человека. На это у них попросту не хватает энергии и мотивации. Когда они находятся в этом состоянии, они погружаются в самые мрачные глубины человеческой психики, к которым никто другой и близко подойти не осмелится. Вот почему среди известных творческих людей – художников, музыкантов и тому подобных – так много людей с биполярным расстройством. Это совсем невесёлые переживания для них – это жутко, страшно, но там они черпают вдохновение. И когда они возвращаются в нормальное эмоциональное состояние, они дарят нам шедевры. Но вот в чём штука: если у такого человека есть какой-то талант, то за счёт него он может выразить все эти жуткие эмоции. А что если таланта нет? Вот тогда и может возникнуть насилие и прочее асоциальное поведение как способ дать выход этим эмоциям. Если при этом с такими людьми поговорить, многие из них будут рассказывать о совершённом ими насилии почти как о каком-то художественном творчестве. Они могут создавать даже целые вымышленные истории, целый художественный нарратив вокруг этого.

Но давайте теперь вернёмся к психопатам и людях с нарциссическим расстройством личности. Эти две группы в какой-то степени пересекаются, потому что и у тех, и у других отсутствует то, что мы называем эмоциональной эмпатией. Здесь, по-видимому, придётся сделать небольшое отступление. Всего существует 4 типа эмпатии, которые на графике можно разложить по двум осям. Первая ось – это «внутренняя–внешняя» эмпатия. Все решения и действия человека с «внутренней» эмпатией направлены на благо его семьи или какой-то узкой социальной группы, к которой он относится. При этом интересы «чужих» часто не будут учитываться вовсе. На другом конце этой оси находятся так называемые интернационалисты. Это те, кто убеждён, что все люди на Земле – братья, что Земля наш общий дом, и их эмпатия распространяется не на узкую группу людей, а на весь мир, на всю планету. Где-то в середине этой оси располагаются националисты, то есть люди, делающие всё во благо своей страны, нации или народа. Причём все такие склонности могут иметь биологическое основание, то есть наследоваться! Основываясь на типе эмпатии, с высокой долей вероятности можно предсказать некоторые вещи, например, то, как человек будет голосовать на выборах! Так, ещё за год до последних выборов Президента США, выступая перед группой сенаторов и инвесторов, крупных бизнесменов из разных стран (причём во главе группы был один из американских сенаторов), я предсказал победу Дональда Трампа – просто на основе статистических данных о типе эмпатии, доминирующем у американцев, а также на основе сложившейся ситуации, в которой преобладать будет внутренняя эмпатия, наиболее соответствующая тому, за что выступал Трамп.

Вторая ось эмпатии – «эмоциональная–когнитивная». Эмоциональный эмпат, находясь рядом с другом, супругом/супругой или даже просто посторонним человеком, будет чувствовать то же, что и этот человек, «зеркалить» его эмоции, то есть радоваться вместе с ним, плакать вместе с ним и так далее. Когда другому рядом плохо, эмоциональному эмпату будет так же плохо, он будет чувствовать то же самое! Когда люди женятся или заводят друзей, то они в идеале ищут именно такого партнёра или друга. Противоположный тип по этой оси – когнитивная эмпатия, о существовании которой многие даже не догадываются. Её формируют совсем другие нейронные цепи, другие нейромедиаторы и гормоны – такие, как окситоцин, вазопрессин и тестостерон. Люди с когнитивным типом эмпатии прекрасно понимают, что чувствуют люди, находящиеся рядом с ними, хотя и не чувствуют того же самого сами. Поэтому большинство людей такого типа не будут плакать вместе с вами или испытывать такую же боль, что испытываете вы, но они сразу поймут, что у вас неприятности, и постараются вам помочь. Кстати, многие люди, занимающиеся благотворительностью, совершающие массу добрых дел, имеют именно когнитивную эмпатию! Они очень много дают миру или отдельным группам людей, но при этом друзья или семьянины из них получаются не очень хорошими, по крайней мере на эмоциональном уровне. Люди такого типа редко хорошо ладят с близкими. Ярким примером такого человека был Нельсон Мандела. Если вы слышали речи, которые произносились на его панихиде, то знаете, что его дочь сказала примерно следующее: «Он был великим человеком, но быть его дочерью было незавидной участью». Или возьмите Мать Терезу, у которой тоже была когнитивная внешненаправленная эмпатия. Она помогла стольким людям, стольким детям, но в личном общении была колкой и сухой. Бывает, что некоторых матерей критикуют за то, что те недостаточно тепло относятся к своим детям, хотя вроде бы и дают им всё, что нужно. Думаю, теперь вы понимаете, что такая критика очень несправедлива, потому что эти женщины просто по-другому устроены генетически.

Так вот, повторю, психопаты и люди с нарциссическим расстройством личности обычно имеют наименьший уровень эмоциональной эмпатии. При этом они даже не подозревают о том, что делают что-то не так – они думают, что всё замечательно! Но поскольку у них очень развита когнитивная эмпатия, они понимают, что вы думаете и чувствуете, и очень часто используют это против вас. Другая черта психопатов – это то, что они всегда себе на уме, они постоянно кем-то манипулируют, и это для них как игра. Многие из них, конечно, никого не убивают, но они манипулируют людьми, потому что получают от этого удовольствие. Как правило, им свойственен и высокий уровень агрессии, но она часто проявляется именно в виде манипуляций.

© архив Джеймса Фэллона

– Способны ли психопаты противиться своей природе и генетическо-физиологической предрасположенности? Есть ли способы её контролировать? Существует ли у них свобода воли в этом отношении?

Как я уже говорил, эпигенетический маркер может обозначиться в возрасте от рождения до двух-трёх лет. И если это случается, то отклонения закрепляются, поскольку мозг в этом возрасте очень пластичен, открыт изменениям – уже в 2-3 года он гораздо более устойчив. Многие люди, претерпевающие насилие или оставленные в раннем возрасте, вырастают нормальными, потому что у них нет соответствующих генетических форм или аллелей (ребёнку передаётся по одному аллелю от каждого родителя). А вот если есть комбинация психопатических генов и ранней подверженности насилию или неблагоприятной среде, то тогда это проблема, и это очень сложно как-то «перебить». Мозг такого ребёнка настраивается на то, что агрессия, насилие – это единственный способ выжить в таком враждебном мире. Это своего рода защитный механизм.

Через 5-7 лет «настройки» мозга становятся достаточно жёстко фиксированными. Некоторые врачи пытаются применять терапию модификации поведения для детей с психопатическими расстройствами с возраста 7-8 лет, и я слышал, что в этом у них есть какие-то успехи, но поскольку психопатия полноценно развивается только к 18 годам, пока нельзя говорить с уверенностью, что это работает. Нужно также помнить, что люди нередко готовы измениться, но временно – как актёры кинофильмов, набирающие или сбрасывающие вес для новой роли. Многие из таких «изменений» временные, а часто это и вовсе притворство. Но я считаю так: если кто-то, имеющий психопатические наклонности, каждый день будет работать над собой, изо всех сил стараться относиться к людям лучше, не манипулировать ими и так далее, то поведение всё-таки изменить удастся. Но только поведение, а не сами настройки мозга и личности, потому что нельзя просто так взять и вырезать все эти соединения и закономерности, заложенные в вашем мозгу в раннем детстве, а потом вставить их заново в новом порядке.

Но есть два обходных пути. Первый заключается в том, что существуют некоторые дублирующие нейронные соединения, которые могут формировать одни и те же виды поведения разными способами. То есть можно «переключиться» на альтернативную нейронную цепь вместо основной и начать использовать её для отдельных форм поведения. Это примерно как установить второй, запасной двигатель в машине и использовать его в случае поломки первого. И некоторые люди могут попробовать «подключиться» к своим запасным нейронным цепям и таким образом обойти свои асоциальные природные предрасположенности, заложенные в основных цепях. Но это всё равно трудно назвать перенастройкой мозга, это просто использование запасных настроек. Второй обходной путь – медикаментозный, он связан с изменением действия таких нейромедиаторов как допамин, серотонин и другие «пластичные», немиелинизированные вещества в нервной системе путём приёма препаратов, которые способны влиять на них, а также на временные нейронные соединения. В каком-то смысле это можно назвать пластичностью, но и это далеко не то же самое, что перенастройка основных, миелинизированных нейронных соединений, которые формируют основу личности человека.

© архив Джеймса Фэллона

– Кто-то из известных врачей сказал такую фразу: «Если бы я не стал хирургом, то был бы маньяком-убийцей». Насколько это в действительности эффективно – следовать своим наклонностям, но искать при этом какие-то позитивные способы их реализации?

Фраза замечательная, согласен. Вы знаете, есть некоторые профессии, требующие принятия расчётливых, рациональных решений, основанных на логике, а не эмоциях (например, политики, военные или хирурги), и люди этих профессий нередко обладают психопатическими чертами, потому что тут они как раз могут сослужить хорошую службу. Посмотрите на генералов, руководивших войсками в Первой и Второй мировых войнах: известно, что те из них, кто считаются наиболее успешными и эффективными лидерами, имели некоторые психопатические черты, хотя полноценной, клинической психопатии у них не было. Люди, руководствующиеся эмоциями и интуицией, вряд ли способны стать хорошими полководцами – тут нужны холодные, рациональные решения. И, кроме того, психопатические черты в человеке часто привлекательны для других людей, они создают некую харизму и могут стать основой лидерских качеств. Несколько лет назад проводилось исследование личностных черт американских президентов (Обама и Трамп не оценивались, поскольку неэтично оценивать недавнего и действующего президентов, если они не проходили официальной психиатрической экспертизы), по результатам которого их ранжировали по различным преобладающим чертам характера и личности. Так вот, по психопатическим чертам – таким как неустрашимость, лидерская харизма, стремление к доминированию – выше всех в списке оказались Теодор Рузвельт, Франклин Делано Рузвельт, Джон Ф. Кеннеди и Билл Клинтон. То есть все самые харизматичные президенты, обладающие какой-то природной притягательностью. Поэтому, хотите верьте, хотите – нет, но мы часто выбираем людей с психопатическими чертами в качестве своих лидеров, глав государств, мы доверяем им руководство нашими финансовыми системами и нашим обществом. А всё потому, что они притягивают, привлекают людей. Если такой человек войдёт в комнату, все сразу обратят на него внимание, это как особая аура.

– Одна из наиболее интересных вещей, о которых вы рассказываете в выступлениях и пишете в своей книге «Психопат внутри», – это ваши исследования собственного мозга. Расскажите, как вы впервые обнаружили, что имеете генетическую и физиологическую предрасположенность к психопатии? Считаете ли вы, что эта предрасположенность как-то проявляется в вашей повседневной жизни, в вашем отношении к миру, к работе?

О, вы не поверите, но я обнаружил это совершенно случайно. До определённого момента интереса к серийным убийцам и психопатам у меня было не больше, чем у большинства обычных людей. Долгое время я совсем не касался этой темы, но так случилось, что некоторые из моих бывших студентов стали профессорами Калифорнийского университета в Ирвайне. С помощью позитронно-эмиссионного томографа они занимались исследованиями в области психиатрии и рентгенологии, и к ним на томографию привозили убийц на стадии определения наказания, то есть сразу после того, как была доказана их вина. Они попросили меня как нейроанатома и нейрофизиолога помочь им с исследованием. Я согласился довольно нехотя, так как на тот момент занимался большим количеством других, более важных и интересных для меня вещей. Тем не менее я стал этим заниматься, и продолжалось это с 1998 по 2005 год. Спустя год ко мне в руки попало множество томографических снимков мозга разных людей. Проанализировав снимки, я обнаружил, что их можно чётко разделить на несколько подгрупп. Вскоре я узнал от своих студентов, что в одной из этих подгрупп оказались собраны только убийцы с психопатическим расстройством личности. Я удивился: «Вот это да! Я никогда раньше не слышал, чтобы у их мозга были какие-то отличительные черты!» И вот тут как учёный я, конечно, заинтересовался, стал углубляться в вопрос, публиковать статьи и читать на эту тему лекции. Параллельно я занимался и другим исследованием – мы с коллегами изучали гены, связанные с болезнью Альцгеймера. Когда основная часть этого исследования была уже завершена, вдруг оказалось, что у нас для сравнения не хватало контрольных данных здоровых людей. Времени для публикации статьи оставалось мало, и мне пришлось попросить свою семью поучаствовать в проекте, то есть просто пройти томографию и генные тесты. Всю свою семью я собрал в полном составе – братьев, сестёр, жену, детей – всех!

Пока я анализировал снимки мозга больных Альцгеймером, лаборанты положили на мой стол стопку снимков моей семьи. Я быстро просмотрел снимок за снимком. До этого я видел уже тысячи таких же снимков и научился определять аномалии почти мгновенно, поэтому я сразу понял, что каких-то откровенных, бросающихся в глаза патологий, ведущих к болезни Альцгеймера, ни у кого из членов моей семьи не наблюдается и, конечно, очень обрадовался, потому что среди родственников моей жены такие больные были, и она входила в группу риска. Но когда я дошёл до самого низа стопки, я заметил один снимок, показавшийся мне очень странным и знакомым. Я сказал лаборантам: «Да, это очень смешно, вы отлично меня разыграли. Но неужели вы думали, что я не замечу, если вы подсунете в стопку снимков моей семьи снимок одного из психопатов? Пошутили и хватит, убирайте». Но они не сдавались: «Нет-нет, там только снимки вашей семьи, честное слово». Тогда в ответ я тоже решил немного пошутить: «Ну что ж, кто бы это ни был из моей семьи, этого человека срочно надо изолировать от общества, потому что, судя по снимку, он довольно опасен». Тогда я отклеил стикер, скрывающий имя обладателя этого мозга, и увидел там своё собственное имя.

© архив Джеймса Фэллона

Меня не покидала надежда, что это всё-таки какая-то глупая шутка. Как так? Я – учёный, исследующий мозги психопатов, и у меня точно такое же строение мозга, как у них! Честно говоря, тогда я над этим просто посмеялся. Я же знал, кто я такой, и понимал, что уж точно не психопат. Я думал так: я – хороший семьянин, 50 лет состою в отношениях с одной и той же женщиной, у меня есть работа, дети и даже внуки, и меня никогда ни за что не арестовывали. Ну какой же я психопат? И я сделал то, что на моём месте сделал бы, наверное, любой учёный: я предположил, что моя теория об особенностях мозга с психопатическим расстройством ошибочна. Но, к сожалению, как выяснилось немного позже, теория оказалась абсолютно верной – другие исследователи, занимавшиеся этим вопросом, пришли к тем же самым выводам, что и я.

Я пришёл домой и сказал своей жене: «Ты представляешь? Мой снимок выглядит точно так же, как снимки убийц-психопатов», на что получил невероятный ответ: «Что ж, я нисколько не удивлена». Причём сказала она это абсолютно серьёзно, без тени шутливости. Потом я заполучил результаты генетических тестов семьи, и выяснилось, что по всем показателям члены моей семьи имели средние склонности – среднюю агрессию, среднюю тревожность, среднюю эмпатию и так далее, а я унаследовал все показатели, указывающие на психопатию, абсолютно все. Даже склонность к агрессии была очень высокой. «Что тут, чёрт возьми, происходит? – спросил я сам себя. – У меня есть оба основных биологических показателя психопатии: особое строение мозга и соответствующие гены!»

Но в тот момент я был очень сильно занят: мы заканчивали исследование по Альцгеймеру, у меня были некоторые другие проекты (например, я открывал компанию по выращиванию стволовых клеток для лечения хронической ишемии), и мне было некогда заморачиваться по поводу сделанного в отношении себя открытия, и через пару лет я о нём попросту забыл. Только несколько лет спустя, в 2009 году, я выступил с лекцией об этом для сайта TED Talks. Лекция стала очень популярной – конечно, из-за привлекательной для обывателей темы. Ещё через год меня пригласили выступить перед аудиторией в Университете Осло. Сразу после моей лекции встал заведующий кафедрой психиатрии этого университета, поблагодарил меня за выступление и сказал: «Я считаю, что у вас вполне может быть биполярное расстройство, поэтому мы с моими коллегами хотели бы поговорить с вами». А после того, как я с ними пообщался наедине, они сказали мне, что у меня почти наверняка есть психопатические склонности, о которых я просто не знаю. Это произошло через пять лет после того, как я увидел свой снимок, и в этот раз я впервые задумался о нём всерьёз. Я вернулся в Калифорнию и попросил всех своих близких друзей и родственников – жену, детей, братьев и сестёр – честно сказать, что каждый из них обо мне думает. И все они сказали примерно одно и то же: «У тебя действительно иногда появляется неадекватное поведение, да и в целом тебе нет особого дела до других людей. С тобой всегда весело и интересно, ты человек компанейский, но нельзя сказать, что ты сильно ценишь тех, кто с тобой рядом». Этим словам я, конечно, был очень удивлён.

В 2014 году я написал об этом книгу «Психопат внутри», и в том же году решил пройти уже полноценное психиатрическое обследование. Психиатры пришли к выводу, что я – про-социальный психопат, и даже показали мне, что я действительно совершал некоторые типичные для психопата поступки (например, манипулирование людьми), хотя все они лежали в рамках социально допустимого. Также я узнал, что мои сны, мечты, мысли и желания очень характерны для клинического психопата, просто я никогда не осуществлял их. И это всё окончательно меня убедило.

Последний шаг, который я предпринял – я попытался это изменить. Как я уже говорил, психопаты, как правило, не способны изменить собственную природу, но я был уверен, что уж я-то смогу, с моим-то нарциссизмом. Я решил, что начну, пожалуй, со своей жены. Теперь всё время, когда я с ней общался, я задавал себе вопрос: «А что бы сделал в этой ситуации хороший парень? Как бы поступил он?» Кроме того, я стал обращать внимание на то, как себя ведут со своими жёнами и детьми мои друзья. И я понял, что все они ежедневно чем-то жертвуют ради близких, а я никогда о таком даже и не думал! Я тоже стал стараться поступать как они, следить за тем, что я делаю и что говорю. И вот, месяца через два жена мне говорит: «Слушай, что с тобой происходит?» Я отвечаю: «Да ничего, не воспринимай всерьёз, это просто научный эксперимент». Но на это она произносит: «Ладно, пусть это всё только ради науки, пусть неискренне, но мне всё равно это нравится! Я хочу, чтобы ты и дальше так ко мне относился». С другими людьми я тоже стал пытаться обращаться похожим образом, и через какое-то время стал замечать, что каждую ночь начал гораздо дольше спать. Обычно я сплю всего по 4 часа в сутки, теперь же мне требовалось 7-8 часов сна, потому что постоянный контроль над собой меня сильно изматывал. Оказалось, что быть хорошим парнем страшно утомительно.

© архив Джеймса Фэллона

– Не так давно мы общались с американским исследователем деменции и болезни Альцгеймера Джеймсом Гэлвином. Он утверждает, что наиболее эффективный способ бороться с этими патологиями мозга – это превентивная медицина. Можете ли вы сказать то же самое о психических заболеваниях, социопатических и психопатических расстройствах?

Да. Хотя значительное число психиатрических расстройств предопределяются генами, но во многих случаях фактор среды, фактор окружения играет не менее важную роль. Мы не знаем, как исправлять уже закрепившиеся изменения в мозгу, и я не думаю, что это вообще возможно. С моей точки зрения, психопатия всё-таки неизлечимое расстройство. Но мы умеем его предотвращать: для этого всего лишь необходимо, чтобы в раннем возрасте ребёнок не подвергался насилию и рос в своей семье. Если ребёнку с психопатическими генами и соответствующими особенностями строения мозга удаётся этого избежать (как, например, мне), он всё равно будет достаточно агрессивен и будет иметь некоторые особенности характера, но при этом он станет про-социальным, он будет вписываться в общественные рамки. Но главная проблема здесь в том, что семьи, в которых рождаются дети с такой наследственностью, сами чаще всего состоят из социопатов и психопатов (от кого детям и передаются соответствующие гены и соответствующее поведение), и вы, наверное, догадываетесь, что такие люди не особенно часто идут к врачу и высказывают опасения, что их ребёнок демонстрирует психопатические склонности. Поэтому здесь нужно подумать о том, как предотвращать эту проблему максимально этично. Например, можно ввести систему психиатрического обследования для детей, в рамках которой врач мог бы поговорить с родителями относительно тех рисков, которые есть у их ребёнка, и объяснить, как их можно избежать. Но такой врач должен иметь намётанный глаз, чтобы суметь рассмотреть в ребёнке эти склонности.

Недавно я опубликовал статью, в одной из глав которой разобрал психопатическое поведение на примере своей двухлетней внучки. У неё таких особенностей, конечно, нет, но дело в том, что у маленьких детей поведение часто сходно с тем, что демонстрируют взрослые психопаты. Например, когда ребёнок хочет какую-то игрушку или печенье и не принимает никаких отказов и возражений. Ему всё равно – пусть всё вокруг провалится, лишь бы ему дали эту игрушку! Но, конечно, настоящие эксперты сумеют отличить нормальное поведение двухлетнего ребёнка от психопатического.

– Насколько много неисследованного ещё остаётся в вашей области? Что бы вы посоветовали начинающим учёным, которые делают в нейрофизиологии только лишь свои первые шаги?

Нейрофизиология и нейроанатомия – невероятно обширные области. Я, к примеру, что только уже не попробовал в её рамках. В 1990-е годы я занимался изучением нейрофизиологии творчества, музыки и искусства. Потом работал советником Пентагона, консультируя военных в том, как оптимизировать поведение солдат и помочь им стать менее восприимчивыми к психологическим манипуляциям. Работал с художниками, архитекторами, музыкантами, политиками, бизнесменами. Я ежегодно читаю лекции для групп экономистов, политиков, религиозных деятелей и даже авиадиспетчеров. И я это всё говорю не для того, чтобы показать, какой я потрясающий, а для того, чтобы проиллюстрировать, сколькими разными вещами можно заниматься в рамках нейрофизиологии сегодня. Это настолько широкая наука, что любому молодому учёному или даже студенту я бы посоветовал создать в её рамках свою собственную дисциплину. Именно так всегда делал я. Правда, я не люблю углубляться во что-то одно, мне интереснее разнообразие, поэтому я всегда изучал разные вещи. Все всегда говорят, что нужно быть хорошим специалистом в чём-то одном, но мне это никогда не нравилось.

Эта наука прекрасна тем, что можно взять её фундаментальные принципы и применить их к чему угодно из того, что вы любите. Например, вам нравится играть на виолончели – так анализируйте игру на виолончели с точки зрения нейрофизиологии! Тут целый океан возможностей, поэтому мой совет начинающим нейрофизиологам – делайте что-то своё, что близко лично вам. Это должно быть что-то, чем вы готовы заниматься всю жизнь, день и ночь, просто потому что вам это безумно интересно.

– В заключение нашей беседы расскажите, пожалуйста, о проектах, в которых вы заняты сейчас, и о своих планах на будущее.

Сейчас мы вместе с группой исследователей занимаемся крупным проектом, связанным с палеонтологией. В нём задействованы совершенно разные учёные – археологи, генетики, нейрофизиологи, палеонтологи. Мы изучаем строение мозга неандертальцев и других человеческих существ эры Палеолита – берём останки их черепов, а затем микрон за микроном реконструируем их мозг, точнее, то, как он с наибольшей вероятностью мог выглядеть. Также мы проводим генетические тесты и пытаемся по кусочкам воссоздать различные этапы и аспекты эволюции человека. В данный момент мы целенаправленно исследуем эволюцию человеческого языка, то есть пытаемся разобраться, как такое явление, как язык, могло зародиться в мозгах неандертальцев. Человеческий язык – это абсолютно уникальное явление, потому что он не является адаптацией (то есть чем-либо, возникшим в результате эволюции), а инновацией – примерно как плацента у млекопитающих или перья у птиц (в том смысле, что язык возник практически из ничего, точно так же, как плацента и перья). Ещё одной частью этого исследования является изучение транспозонов – коротких «ниточек» ДНК, ранее считавшихся бесполезными, то есть не выполняющими генетической функции.

Кроме того, я продолжаю работать с военными, помогая им решать всякого рода проблемы, связанные с психопатическими расстройствами. Консультирую различные политические группы. Много занимаюсь консультированием для кино и телевидения. К примеру, недавно я участвовал в съёмках уже нашумевшего (но ещё не вышедшего) художественного фильма российского режиссёра Ильи Хржановского «Дау» о советском физике и Нобелевском лауреате Льве Ландау.

Таким образом, я много чем занимаюсь, но всегда только тем, что мне самому страшно интересно. Когда я сказал своей жене: «Знаешь, я тут собираюсь дать интервью одному российскому журналу, это по работе», она мне ответила: «Да знаю я твою работу! Для тебя это всё сплошное веселье и удовольствие!»