– Пертти, расскажите, как Вы увлеклись птицами?

Птицы заинтересовали меня ещё в детстве, когда мне было 11 лет. Жили мы в Хельсинки, но у нас был летний домик в озёрной местности Финляндии. Там, вместе с другом, мы начали наблюдать за птицами, которые были повсюду. Вернувшись в Хельсинки, мы продолжили своё занятие. Поначалу я говорил другу, что в Хельсинки птиц нет, что все они живут за городом, и он очень огорчался. Но оказалось, что и в столице Финляндии тоже есть птицы – просто их нужно уметь замечать. Так я стал бёрдвочером. В мои 14 лет птицы стали для меня самыми важными в мире. Как только я возвращался из школы, то немедленно бежал к птицам, а когда возвращался вечером домой, то был уже таким уставшим, что сразу же шёл спать. Я никогда не забывал школьные тетради дома, просто потому, что я даже не носил их домой – они всегда оставались в школе.

В классе я старался выбрать место поближе к окну, чтобы смотреть в него и считать мигрирующих птиц. Наша школа располагалась на возвышенности в центре Хельсинки, а классная комната находилась на верхнем этаже, поэтому при удачном раскладе я мог видеть в окно достаточно далеко. Я записывал количество увиденных птиц карандашом на парте, хотя делать это, конечно же было запрещено. Бумаги на столах у нас тоже не было. На перемене, пока учитель выходил, я переписывал числа в блокнот и чистил парту. 

– В школе Вас считали странным?

Школьный учитель говорил моей маме: «Пертти всегда находится там, где его быть не должно, и его всегда нет там, где ему необходимо быть, но он честный мальчик». Я всегда был не в том месте, где нужно, потому что был очень активным.

– Ваше увлечение наверняка не совсем хорошо отражалось на успеваемости в школе?

В школе, конечно, я учился очень плохо. И даже выпускной экзамен не мог оторвать меня от птиц. Во всей Финляндии обучение в школе завершается экзаменом, который влияет на поступление в вуз. Это очень серьёзное испытание. Экзаменационные листы отправляются в Хельсинки и проверяются сначала твоим учителем, а затем советом учителей по всем предметам. Экзамен начинается ровно в 9 утра, и ровно в 9 вскрывается конверт с заданием для каждого ученика. Ни минутой раньше, ни минутой позже. Что же в это время делал я? Конечно, я ходил смотреть птиц. Это было в апреле, когда солнце вставало в 5-6 часов утра.

Меня спасло то, что в зоологическом институте, где я собирался учиться, был свой экзамен для поступления. Там мне попались вопросы по биологии, один из которых даже касался дятлов. Поэтому в институт я поступил без проблем и там стал получать только лучшие отметки. 

– Птицы настолько захватили Вас, что Вы больше ничем не интересовались?

В школе я неплохо играл в баскетбол. А ещё с 11 лет и до сих пор я пою. Вокальные данные достались мне от матери – она была первым сопрано в опере. Моё пение началось с вокального конкурса среди мальчиков-школьников для выступления в Рождественском радио-шоу. Я был рад, что у нас с мамой были разные фамилии – она оставила девичью, когда выходила замуж, – поэтому жюри не знало, что я был сыном известной оперной певицы. Из 30 кандидатов отобрали четырёх солистов, среди которых оказался и я. В то время записи не было, поэтому делать ошибки было недопустимо. На радио я пел несколько раз, и осталась только одна песня, которую записали – она сейчас есть на дисках. За выступление я получил немного денег, пришёл домой и сказал: «Мама, теперь у нас всегда будет что кушать, потому что деньги можно легко заработать пением». Мама была очень обеспокоена. Она знала, что такое профессия певца. Да и ситуация тогда была отлична от сегодняшней. Каждый второй год оперные певцы должны были подписывать с оперой новое соглашение, и далеко не всем продлевали контракт. Моя мама сказала, что мне нужно получить надлежащую профессию, но я могу продолжать петь, если мне это интересно.

– Как развивались Ваши отношения с птицами?

Если в школьные годы я был обычным бёрдвочером, то позже стал интересоваться исследованиями, которые могли бы принести птицам пользу. Я ощущал себя Робин Гудом, потому что чувствовал, что именно птицы (прежде всего хищные) нуждаются в особой защите, ведь они больше остальных страдали от всех тех плохих вещей, которые делали люди. В 19 веке в Финляндии, равно как и в других странах, хищные птицы уничтожались, так как считались вредными. За их убиение платили вознаграждение. Уничтожалась даже скопа, которая питается исключительно рыбой, малые хищные птицы, которые охотятся только на маленьких млекопитающих и по факту приносят людям только пользу. После получения Финляндией независимости от России хищных птиц постепенно взяли под охрану законодательством. Скопа стала защищённой в Финляндии с 1926 года. Но ястреб, беркут и филин не были защищены вплоть до 1980-х. На протяжении длительного времени хищные птицы сначала подвергались преследованию, затем действию загрязнителей, особенно ДДТ, а потом началось разрушение их мест обитания. Лесное хозяйство пустило старые леса на лесозаготовки. И я начал бороться за сохранение хищных птиц. Для меня стало очень важным сделать что-то хорошее для природы в целом и для хищных птиц в частности.

Однажды, когда моя жена смотрела сериал, я сказал ей: «Как ты можешь смотреть эту ерунду?» И она ответила мне: «Ты делаешь то же самое, подглядывая за совами». И она была права. Требовалось делать гораздо больше, чем просто наблюдать. Так, в 1965 году я начал изучать популяционную экологию сов. Вероятно, это самое длительное изучение, которое когда-либо велось одним человеком и продолжается до сих пор. Оказалось, что неясыть – очень плохо изученный в Финляндии вид. Сначала я нашёл способ ловли самки без причинения ей какого-либо вреда. Затем понял, как поймать самца. Теперь каждый год я стараюсь поймать и самку, и самца. Мы делаем большие гнёзда, и птицы в них гнездятся. Также мы проводим кольцевание. Совы достаточно агрессивно относятся к кольцеванию их птенцов. По моей «договорённости» с самкой за каждого птенца она наносит мне 6 ударов когтями по голове. Однажды в гнезде оказалось 5 птенцов. Согласно «договорённостям», я должен был получить 30 ударов по голове, но получил 37.

Изучая сов, я нашёл ответы на многие-многие вопросы. Например, насколько постоянны пары. Даже вычислил процент разводов. Например, у длиннохвостой неясыти он составляет примерно 7-9%, а у серой неясыти целых 15-18%. В моей практике было четыре случая, когда у самцов в одно и то же время было по две самки.

Встречались особи, которые жили почти по 20 лет, и они стали мне очень хорошими друзьями. И это очень грустно, когда твои друзья умирают. Каждую весну, когда я обхожу гнёзда, то надеюсь встретить своих друзей в здравии. Конечно, исследователь должен быть холоден сердцем, но у меня так не получается. 

– А что с пением? Птицы отодвинули его на второй план?

Мне не приходилось выбирать между птицами и пением. Музыка была второй моей частью. У меня была огромная привилегия петь как профессиональный певец. Это дар, который не требовал никакой подготовки и тренировки; это было легко. Например, когда в Эстонии проходил столетний вокальный фестиваль, я пел соло перед 250 тысячами зрителей передо мной и 35 тысячами позади. У меня было, по меньшей мере, 5 концертных туров по Северной Америке, где я выступал солистом хора Университета Хельсинки, который является одним из лучших мужских хоров мира. А однажды приключилась такая история. Мы, среди 60 других команд, были приглашены на фестиваль хоров в Нью-Йорке. Менеджер фестиваля из центра Линкольна (центр классической музыки Нью-Йорка) ездил и проводил прослушивание. Когда он приехал в Хельсинки, я работал над изучением миграции птиц в самом центре Балтики. Я спал максимум 4 часа в день, начиная свою работу в 2-3 утра и заканчивая в 10 вечера. Секретарь хора лично вместе с пограничной полицией приехал за мной на маленький островок, чтобы забрать на прослушивание. После выступления менеджер фестиваля спросил: «Где вы базируетесь? В опере?» Я ответил: «Нет, я биолог». Тогда он сказал мне: «Немедленно бросьте это дело, занимайтесь музыкой». 

Я уверен, что из всех, кто учился в моём классе, у меня, как у исследователя, самая низкая зарплата. Все остальные стали инженерами, докторами, юристами. Но деньги никогда не были важны для меня, хотя я всё-таки имею их в достаточном количестве. Но вот чего мне действительно не хватает, так это времени – я бы хотел, например, больше слушать классической музыки, писать больше научных статей. При этом я очень счастлив в своей жизни. 

– С чем в своём деле Вы не можете мириться?

Охрана окружающей среды – для меня самое важное дело. Финляндия – страна лесов. К сожалению, у нас нет нефти, золота и алмазов, поэтому нам приходится использовать наши леса. Это ужасно, потому что это наша окружающая среда. И это то, по отношению к чему я не могу быть толерантным. Каждое старое дерево для меня свято. И я стараюсь сохранить хотя бы небольшие кусочки леса. Мы строим искусственные гнёзда для скоп, и сейчас почти 50% из них гнездится на искусственных гнёздах. Однажды, когда я делал презентацию в Соединённых Штатах, аудитория высказалась: «Это так здорово, что вы построили для скоп так много искусственных гнёзд». Но я ответил: «Нет, это национальный позор, что нам пришлось это сделать». 

– Что считаете главным из всего того, что удалось сделать?

Я не скажу, что это самое важное, но всё же: я написал книгу, посвящённую скопам, и она стала лучшей книгой года в области науки. Конечно, не обошлось и без критики в мой адрес. Так, один критик сказал, что я становлюсь параноиком по отношению к лесному хозяйству.

Все средства от продажи книги пошли на образование фонда скоп. Я не взял себе ни копейки. Мой друг, капитан в отставке, который тоже всегда был близок к орнитологии и интересовался теми же видами птиц, что и я, подготовил для книги фотографии. Он тоже не взял себе денег, и потом был избран менеджером фонда скопы.

Фонд поддерживает Центр скопы и поставляет для скоп бесплатную рыбу – канадскую культивированную форель. Центр скоп – это прекрасное место, доступное для широкой публики. Любоваться птицами и наблюдать за тем, как они ловят рыбу в пруду, люди могут с площадки на сторожевой башне, находящейся в 50 метрах от пруда. А в 5 метрах есть специальная площадка для профессиональных фотографов. Например, BBC каждый год на неделю арендуют площадку для съёмки и платят за это 140 евро в день. Бронирование на съёмку начинается ещё весной, и все летние дни бывают заняты. Так центр зарабатывает хорошие деньги, и каждая копейка идёт в его же развитие. А вся работа, что веду я и мой друг – волонтёрская.

Я счастлив, что начатый мною в 1971 году проект по мониторингу популяции и сохранению скоп продолжается. Сейчас около 100 финских кольцевателей птиц ежегодно участвуют в этом проекте. Они строят искусственные гнёзда, проверяют их, кольцуют птенцов и стараются сохранить оставшиеся кусочки леса.

Дружба с природой идёт на пользу: несмотря на свой уже достаточно преклонный возраст Пертти без труда карабкается на самые высокие деревья.

Есть ещё одна вещь, связанная со второй моей частью – пением. Однажды, когда я пел в хоре в качестве солиста, давая в течение концерта несколько дополнительных соло, ко мне подошла молодая девушка. Я навсегда запомнил то, что она мне тогда сказала: «А это здорово – заставлять дам плакать?» Действительно, иногда мне кажется, что я способен дотронуться до человеческих сердец.

– Каждый Ваш шаг наверняка делается для какой-то большой конечной цели?

Да, конечно. Я надеюсь, что люди осознают, что кроме денег есть что-то ещё. Это уважение к природе. Мы должны стараться сохранить природу. Когда люди в Финляндии покупают летний домик, первое, что они делают – срубают на участке все деревья, потому что те не были выращены ими. После этого они сажают новые деревья, которые сами выбрали.  Эти люди хотят быть богами – они решают, как должна выглядеть наша окружающая среда. Я не религиозный человек. Природа – вот мой бог. А лес – моя церковь. И я не хочу, чтобы её разрушали.

Подпишитесь на eRazvitie.org в Фейсбуке и ВКонтакте, чтобы не пропустить новые материалы.