— Юрий Вячеславович, некоторые люди способны замечать огромный потенциал в тех вещах, которые другие считают совершенно неважными. Что это? Какая-то особая компетенция?

Существует очень интересная тема, которая по-английски называется serendipity. Точно также её чаще всего называют и по-русски: «серендипити» или «серендипность». Этот термин означает некую интуитивную прозорливость, способность делать глубокие выводы из случайных наблюдений и за счёт этого находить то, чего специально не искал. Речь здесь идёт о том, что целый ряд открытий делается в силу случайного стечения обстоятельств. И если разбираться в этих открытиях, то оказывается, что они исходно связаны с тем, что человек обратил внимание на какую-то совершенно неважную ерунду. Здесь начинается интересный и тонкий момент, связанный с тем, почему это могло произойти, и как это происходит, поскольку человек искал что-то совершенно другое, но, занимаясь поиском этого другого, набрёл на новую вещь. К примерам таких открытий имеют отношение пенициллин, пульсары, радиоактивность, застёжки-липучки и много что ещё.

С моей точки зрения, вопрос феномена «серендипити» — почему он возникает — связан с основным моментом проектного подхода. Важнейшая характеристика проекта заключается в том, что в нём замысел никогда не совпадает с реализацией. То, что человек исходно представляет в проектном замысле, — это совсем не то, что развёртывается в процессе реализации проекта, и фактически человеку нужно «перехватиться» и понять, в чём заключается реальность, в которую он попал. Потому что, когда он придумывал замысел проекта, он был в одной реальности, а потом оказался совсем в другой. Обычно психологи, обсуждающие «серендипити», говорят, что просто надо быть внимательным к деталям, но здесь, на мой взгляд, есть какая-то неразгаданная до сих пор загадка, потому что та же самая «серендипити» лежит и в основе научных революций, когда происходит отказ от некоторых фундаментальных представлений, которые всеми разделяются. Научно-техническая революция, как обсуждает Томас Кун в своей знаменитой книге «Структура научных революций», — это смена парадигмы, а парадигма — это, можно сказать, общепринятое обществом суеверие по поводу того, что существует, и выход за рамки этого суеверия — ключевой момент, потому что он означает очень большие сдвиги рамок. К примеру, в своё время в химии была распространена теория, утверждавшая о существовании флогистона — особой субстанции, которая якобы наполняла все горючие вещества и высвобождалась из них при горении. В 1770-х годах Лавуазье представил понятные и убедительные доказательства, что никакого флогистона не существует, но несмотря на это его слова вызвали у многих учёных упорное сопротивление, и некоторые из них продолжали придерживаться теории флогистона на протяжении ещё нескольких десятков лет.

Поэтому, если разбираться, то тема эта действительно очень интересна, как, впрочем, и весь тот пласт открытий, которые были сделаны случайно или по ошибке.

© Ministry of Information Photo Division Photographer / wikipedia

— Но ведь большинство открытий или изобретений делаются всё-таки в более-менее плановом порядке — люди занимаются своей темой и что-то там находят…

Можно сказать и так, но здесь есть один очень интересный момент, который хорошо можно проиллюстрировать с помощью бензольного кольца или Периодической системы элементов. Как известно, и Кеккуле, и Менделеев сделали свои открытия во сне, однако считается, что они бы не состоялись, если бы перед этим учёные как следует себя не помучили. Просто во сне исчезли определённые барьеры и открытия стали возможны. Суть здесь в том, что открытия в принципе очень часто связаны с тем, что нужно выйти за рамки собственных шаблонов, а рамки собственных шаблонов — это и есть те жёсткие ограничения, которые на человека надевают общество и сообщество учёных. Выйти за эти границы — в этом-то и есть главная сложность. С этой точки зрения можно сказать, что целенаправленное открытие Менделеева, который в общем-то усиленно искал этот периодический закон, произошло только во сне, когда он сумел, грубо говоря, в сновидном состоянии выйти за рамки ограничений, которые и сам разделял. Поэтому для меня это феномен того же плана, что и «серендипити», когда талантливый учёный или изобретатель выходит за рамки ограничений, в которых он сидит, и обычно это связано с тем, что он обращает внимание на нечто второстепенное, на «ерунду». При этом нечто второстепенное может быть совершенно обесценено в общественном или научном сознании, к которому принадлежит и сам учёный.

— К чему в итоге ведут вопросы исследования подобных феноменов? Направлены ли они на то, чтобы трансформировать образование, чтобы научить человека вырываться из этих шаблонов? Либо это воспринимается просто как феномен, который описывается, но как его дальше использовать ясности нет?

Считается, что творчеству учить нельзя, хотя, безусловно, есть масса попыток этого. Человек может освоить предшествующую традицию, но как научить его разрушать определённые стереотипы и выходить за их рамки? Есть много литературы на тему психологии творчества, но направленных систем, которые бы показали, что, допустим, в результате такой-то работы появилось сто творцов, нет. Поэтому действительно получается некоторый парадокс: психологических теорий, как это происходит — масса, а практических методологий, в общем-то и не существует. Но очень важный аспект вытекает из представлений Куна о структуре научных революций. Кун предлагает различать так называемую «нормальную» науку, то есть период накопления информации, проведения экспериментов, осуществляющихся в рамках сложившейся парадигмы, и собственно революционный период, когда происходит переворот, резкая трансформация некоторого общепринятого представления и слом парадигмы, выход за её рамки. Существует теория, которая объясняет, как это обычно происходит. Она называется invisible college («невидимый колледж»), и согласно ей группа людей, которая нашла новый принцип или технологическое решение, постепенно начинает формировать своеобразный «невидимый колледж» — люди начинают общаться на эту тему, создают группу, а затем, грубо говоря, захватывают какой-нибудь университет и из никому неизвестной группы превращаются в структурированное сообщество, которое начинает вводить новый тип представления в структуру общественного мнения. Сейчас нечто похожее происходит, на мой взгляд, в применении квантовой механики к биологии.

© J. Heuser JHeuser / wikimedia

— С учёным сообществом в целом понятно, но как быть с остальной частью общества, если оно в силу определённых причин не принимает какие-то новые идеи или новые технологии, даже если очевидно, что они являются правильными и полезными?

Мне кажется, что тут всё развёртывается в достаточно жёстком треугольнике: власть с одной стороны, научное сообщество — с другой, масс-медиа — с третьей. В принципе, можно обозначить и четвёртую вершину — бизнес. Каждая из этих групп, естественно, преследует свои интересы. Совершенно понятно, что государство может начать использовать в собственных целях целый ряд технологических решений — так, что мало не покажется никому. Точно также и бизнес, у которого есть свои «пунктики» относительно того, чтобы максимизировать прибыль. Поэтому основной вопрос здесь заключается в том, появляются ли интеграторы, кому удастся навести мосты между разными межсекторальными группами, появляются ли группы активистов, которые, с одной стороны, могут выступать против предрассудков общества, их стереотипов, а с другой — фиксировать и понимать, что безудержное использование технологий только в интересах удержания власти или только получения прибыли, вызовет разрушительные эффекты. Например, Китай до начала экологической революции позаимствовал и применил множество «грязных» технических решений, в результате чего столкнулся с тем, что во многих городах страны стало нечем дышать, а количество раковых заболеваний резко пошло вверх.

Но есть и вопросы решений следующего цивилизационного уровня, решений нового типа, которые связаны с изменением самого цивилизационного уклада и другой, более высокой организацией общества. И если общество к нему не готово, то оно будет воспринимать всё своеобразно — как ерунду, как вред, как худшее качество того, что есть у них. Это уже вопрос осознания.

Сейчас всё это развёртывается в другой очень интересной области — можно ли вторгаться в личную жизнь, перехватывать переписку, следить за человеком. Например, в Калифорнии принят закон, где это запрещено, т.е. само общество вводит ограничения на цифровую слежку и цифровой контроль. Это один из принципиальных моментов борьбы, потому что сами по себе технологические решения не плохие и не хорошие, вопрос лишь в том — как они начинают использоваться в обществе. Группы активистов осознают это, и начинают вводить определённые ограничения на подобное беспрецедентное использование цифровых технологий.

— Насколько в таких вопросах важна общая образованность людей?

Очень важна, так как люди необразованные фактически не отличают мнение и знание, ими легко манипулировать, потому что мнение — это предмет манипулирования, в отличие от знания. Если человек не чувствителен, не различает объективное знание, которое связано с учётом многих точек зрения, с демонстрациями, с определёнными тестовыми подходами, то он находится на уровне мнения и представляет собой объект для манипулирования.

— Как по-вашему — должна ли способность различать мнения и знания как ценность закладываться в человека ещё в школе? И как насчёт умения обращать внимание на второстепенные вещи, в действительности оказывающиеся важными?

Речь идёт об особой теме — месте и роли так называемых «эпимистических сообществ» — сообществ, которые вырабатывают и обновляют знания. В условиях общества, где знания ценятся и где существует экономика знаний, чудные и странные, казалось бы, мнения и неожиданные точки зрения всегда находятся если не в самом центре внимания, то близко к нему. И это происходит не ради чудачеств, а ради того, чтобы уточнять и конкретизировать знания. Дело в том, что все новые технологии, которые мы используем, до конца не изучены и неизвестны долгосрочные последствия их применения. К примеру, до сих пор неясно: опасно ли для мозга то излучение, которое идёт от мобильных телефонов? Ответ на этот вопрос требует длительного изучения, которое занимает не год, и даже не пять лет, потому что целый ряд физиологических изменений тканей, режимов работы клетки, может происходить за гораздо более долгий период. То же самое касается и всех других технологий — мы живём в ситуации неясности и неимения твёрдых знаний про самые естественные, окружающие нас вещи — продукты питания, транспорт, системы связи и так далее. И в этом смысле общество, где культивируются знания, всё время работает в таком режиме, что целые пласты знаний постоянно перестраиваются и пересматриваются.

Другой принципиальный вопрос — за сколько времени новое знание доходит до школы. Некоторые важные вещи, которые должны быть в арсенале современного человека, например, проективная геометрия, до школы так и не дошли. К слову, в Европейском Союзе ставили такую задачу — проанализировать, в течение какого срока новое знание доходит до школы, и как оно затем обновляется, — с тем, чтобы ребёнок, находясь в образовательных институтах, понимал, что знания существуют в циклах обновлений, и что знаний, которые раз и навсегда зафиксированы, практически не существует. Простейший пример: казавшееся некогда аксиомой утверждение, что Земля круглая, в определённый момент потребовало пересмотра, ведь как мы знаем сегодня, Земля — это не шар, а геоид (неправильный шар). Точно также практически все остальные типы знаний в какой-то момент требуют конкретизации и уточнения. Это совершенно особый взгляд на режим работы общества, где ценятся знания.

©Jenő Doby / wikipedia

— По вашему мнению, есть ли в мире какая-то страна, которая максимально приблизилась к культу знаний? И что является показателем этого? Может быть, количество запускаемых стартапов, где каждая возможность превращается в некий бизнес?

Стартапы точно не являются такой характеристикой, потому что в этом случае мы попадаем в область сформировавшейся технонауки, где основные усилия уходят на то, чтобы постоянно совершенствовать имеющиеся технологические решения, и эти совершенствования, в которых заинтересован бизнес, не позволяют стимулировать фундаментальные открытия, которые изменяют целый класс, целую сетку технологических решений. Бизнес чаще всего не заинтересован в таких глубинных прорывах на основе фундаментального знания.

Что касается первой части вопроса, то режим культивирования знания существует в Японии. Такой же режим сейчас намечается в Сингапуре, и, как бы это ни показалось парадоксальным — в Малайзии. Япония выдвинула очень интересную программу «Общество 5.0». Они считают, что это новое общество, новая экономика, которая связана с культом знаний, с увеличением границы вовлечённости в созидательную деятельность людей с большим возрастом; это, в том числе, природосохраняющие технологии, переработка и включение в новые циклы всех отходов, межсекторальные решения важнейших проблем, но на основе выработки, в том числе, новых знаний. Они считают, что вышли за рамки информационного общества и движутся именно к «Обществу 5.0», которое связано с культивированием и использованием знания широкими слоями различных общественных групп, в том числе и на основе искусственного интеллекта.

— Подытоживая наш разговор… Если мы исходим из того, что нет неважных вещей, то нам попросту может не хватить умственных способностей — всё-таки аналитические и психологические возможности нашего мозга ограничены, и учитывать всю окружающую нас информацию как важную невозможно. Как человек должен выстроить свою систему координат по оценке важного/неважного?

Очень часто то, что мы считаем важным и то, что относим к само собой разумеющемуся, является некоторой формой довлеющего воздействия на наше сознание. Нам кажется, что это мы выделяем что-то значимое или незначимое, хотя на самом деле решающий вклад в это вносят социально сложившиеся формы сознания. Это означает, что ни в коем случае не нужно насмехаться над какими-то вещами, которые кажутся нам идущими против моды и против сложившегося общественного мнения. Напротив, это повод задуматься, почему у нас происходит такая центрация мнения и такое разделение на вещи важные и неважные. Мы не говорим о том, чтобы те вещи, которые находятся вне нашего фокуса контроля, начать забивать себе в голову — здесь вы правы: объём нашего сознания ограничен, да и вообще человек во время разговора может удерживать, как известно, лишь 5±2 характеристик. Но если в поле зрения возникает индивид, который начинает иначе расставлять акценты и выделять в качестве некоторого основания размышлений какие-то вещи, которые нам кажутся безумными или полнейшей «ерундой» — по крайней мере это не должно приводить к тому, чтобы мы тут же начали считать этого человека чудаком; наоборот, нам должно быть интересно понять, почему он выделяет в качестве важной характеристики именно то, что выделяет. И уж совершенно по-другому такие странные и нелепые вещи выглядят, когда возникают в нашем профессиональном поле, где, как нам представляется, мы «собаку съели» и уж точно понимаем, что достоверно, что обладает значимостью для бизнеса, для общества. Но и здесь человек, начинающий демонстрировать нам вещи малозначимые всегда полезен с точки зрения пересмотра своих оснований. Речь не идёт о том, чтобы делать это с утра до вечера — это невозможно, но, по крайней мере, в каком-то интервале времени анализировать имеющуюся систему ценностей и акценты, которые мы расставляем — всегда ценно.