В 1992 году Пентагон заказал корпорации RAND исследование стратегической культуры Индии. Автор исследования, Джордж Тэнхэм, пришел к выводу, что в силу особенностей индийской культуры, сосредоточенной на духовности и вневременности, Индия не имеет собственной внутренней традиции стратегической мысли. Некоторые учёные, разделяя мнение Тэнхэма, утверждали, что в стране, давшей миру Будду и Махатму Ганди, существовала некая воображаемая пустота на том месте, где у Запада были Фукидид, Макиавелли, Клаузевиц и другие.

В 2006 году Департамент обороны США дал заказ на ещё одно исследование на ту же тему. Автор этого исследования под названием «Стратегическая культура Индии» Родни Джонс пришёл к результатам, диаметрально противоположным выводам Тэнхэма. По Джонсу, у Индии есть отчётливая стратегическая культура, важнейшим компонентом которой являются идеи Каутильи, древнеиндийского теоретика государственного дела:

«Стратегическая культура Индии не монолитна, а, скорее, подобна мозаике, однако как единый комплекс она более отчётлива и сбалансирована, чем таковая у большинства современных государств. Это связано с её прочной преемственностью – она унаследовала символизм досовременных индийских государственных систем, а также элементы индуистской и ведической цивилизаций, уходящих вглубь нескольких тысячелетий [...] Таким образом, она [индийская стратегическая культура] опирается на светский трактат Чанакьи (Каутильи) «Артхашастра», во многом пересекающийся с «Государем» Никколо Макиавелли, как на учебник искусства управления монархическим государством, толкующий принципы прагматичной политики в условиях различных межгосударственных расстановок сил, а также практики войны и мира».

Вплоть до сегодняшнего дня Индия нуждается в импорте военных технологий, однако эта страна никогда не нуждалась в заимствовании ни стратегических идей, ни боевого духа, ни умения вести войну. Но что говорят сами индийцы о своей стратегической культуре?

Здесь мы обратимся к двум авторитетным представителям индийского стратегического сообщества. Первый из них – Шившанкар Менон, Советник по государственной безопасности Индии в 2012-2014 гг.:

«Честно говоря, такой цивилизации и такому государству, как Индия, нельзя не иметь собственной стратегической культуры… И у нас, индийцев, она есть. Это самобытная концепция, зародившаяся несколько тысячелетий назад и значительно видоизменённая нашим опытом последних двух веков».

Второй авторитетный деятель – это специалист по анализу стратегических проблем Института оборонных исследований (IDSA) Нью-Дели Намрата Госвами:

«Позвольте мне как члену стратегического сообщества Индии заверить вас, что у нас действительно есть стратегическая культура, которая позволяет нам детально оценить внешнюю среду и обсудить эффективность применения военной силы для предотвращения внешних угроз. Тот факт, что Индия во внешней политике, как правило, отдаёт предпочтение диалогу, нежели применению военной силы, не означает, что у неё отсутствует стратегическая культура; он лишь означает, что стратегические предпочтения страны отличаются от обычного понимания того, как ведут себя великие державы».

Прежде чем перейти к описанию основных черт индийской стратегической культуры, поясню некоторые понятия. Термин «стратегическая культура» содержит компонент «стратегический», относящийся к искусству управления государством, в частности внешней политике и военной стратегии. Что касается культуры, то её мы будем понимать: а) как уникальную способность человека создавать и применять на практике преобразования природы, и б) как материальные и интеллектуальные продукты «культивации» природы человеком: религия, искусство, технологии и общественные институты. На основе этого понимания первоочередную важность приобретает историческое измерение культуры: преобразование природы человеком всегда происходит в социально-интеллектуальном контексте, который был сформирован предшественниками. Сюда относятся социально-экономические образования, обычаи, традиции, образ мыслей и научно-философские учения. Здесь уместно вспомнить знаменитое изречение Карла Маркса из его работы «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта»: «Люди сами делают свою историю, но они её делают не так, как им вздумается, при обстоятельствах, которые не сами они выбрали, а которые непосредственно имеются налицо, даны им и перешли от прошлого».

Но человечество существует в форме множества различных народов. Эти народы отличаются языком и этнической принадлежностью и живут в разных экологических условиях. У каждого народа свой исторический опыт и своя коллективная память, а значит и свои традиции и обычаи. Из всего этого складывается многообразие культур в мире. Соответственно, термин «стратегическая культура» предполагает, что образы мышления и поведения в политике в целом, и в частности во внешней политике и политике безопасности, не являются единообразными по всему миру. На стратегическую культуру России, например, оказал влияние исторический опыт вторжений монголов, Польши и Литвы, Швеции, наполеоновской Франции и нацистской Германии, а также уходящее вглубь веков стремление России получить доступ к мировому океану. Подобным же образом долгая история Индии (и её коллективная память об этой истории) характеризуется неоднократными иноземными вторжениями с севера через Гиндукуш – в роли агрессоров выступали персы-ахемениды, греки, центральноазиатские племена, арабы-мусульмане, монголы и снова центральноазиатские племена-носители персо-мусульманской культуры. Защитный рефлекс Индии по отношению к континентальному Северу укоренился так глубоко, что угрозы, исходящие с моря от имперских держав Европы никогда не воспринимались адекватно, что приводило к катастрофическим для Индии последствиям.

Таким образом, мы можем определить стратегическую культуру как некий воображаемый каркас из как сознательных, так и подсознательных предрасположенностей и предпочтений восприятия, мышления и поведения в отношении внутренней и внешней безопасности государства.

В Древней Индии  основной тяжёлой боевой единицей был слон, о чём упоминается даже в древнеиндийском эпосе «Махабхарата». Впрочем, использовались слоны и во Вторую мировую – правда, только в качестве тяговой силы, например, при погрузке самолётов.

Две древнейшие цивилизации на планете, существующие и по сей день, – это китайская и индийская. Но можно ли сказать то же самое о стратегических культурах этих двух стран? Я утверждаю, что ответ на этот вопрос положительный.

Первая важная причина – это тот факт, что старейшие, а потому фундаментальные тексты по политике и стратегическому делу были созданы в рамках китайского и индийского культурного пространства. И я имею в виду вовсе не анекдотические рассказы о политике, международных отношениях и военной стратегии, известные нам из Ветхого Завета и эпосов Гомера. Я говорю о научных текстах – таких, как «Семь классических военных трактатов» в Древнем Китае или «Артхашастра» Каутильи в Древней Индии.

«Семь классических военных трактатов» – это коллекция трудов по стратегическому делу, относящихся ко второй половине первого тысячелетия до н.э. и включающих «Искусство войны» Суня Цзы. Данное краткое руководство было канонизировано в XI веке императором Шэнь-Цуном и с тех пор всегда включалось в список книг, обязательных к прочтению китайскими чиновниками. Большим поклонником «Искусства войны» был также Мао Цзэдун, а в пост-маоистском Китае интерес к классической работе Суня Цзы и её авторитет выросли ещё больше. Введённая Сунем Цзы парадигма «жёсткой реальной политики-парабеллума» является центральной чертой китайской стратегической культуры с древнейших времён по настоящее время.

«Артхашастра» Каутильи охватывает (в научном плане) гораздо более широкий тематический спектр по сравнению с «Искусством войны»: государственное управление, госслужба, экономика, право, внешняя политика / дипломатия и разведка. Таким образом, «Артхашастра» – это трактат о стратегии высшего порядка, то есть об оптимизации всей совокупности военных и гражданских, материальных и интеллектуальных ресурсов государства и использовании этих факторов государственной силы, приспособленных к конкретной ситуации, для реализации внешнеполитических целей. А первостепенная внешнеполитическая цель «каутильева государства» – это политическая унификация всего индийского субконтинента. Парадигма Каутильи основана на «политическом реализме», который предполагает, что межгосударственные отношения формируются конфликтами интересов, исход которых главным образом зависит от соотношения политических сил. Большинство учёных, исследующих индийскую стратегическую культуру, придерживаются общего мнения, что основные концепции и идеи «Артхашастры» Каутильи являются центральными чертами этой стратегической культуры.

Официальной датой создания национальных вооружённых сил Индии считается 15 августа 1949 года. На сегодня по численности действующих войск (1 325 000 человек) индийская армия является третьей в мире (после Китая и США). Годовой бюджет армии составляет 40 млрд долларов (1,74% от ВНП).

Но здесь существует одна сложность. Вплоть до XX века Индия обладала главным образом «устной культурой». Напротив, китайская цивилизация, равно как древнегреческая и иудейско-христианская культуры Запада были «книжными культурами». Фундаментальные ценности и идеи должны быть сформулированы в письменных текстах, чтобы их считали «достоянием культуры», заслуживающим того, чтобы оно сохранялось сквозь века. Иначе обстоит дело в Индии: важные тексты заучивались наизусть и передавались из поколения в поколение устно, и такая объёмная работа, как «Артхашастра», не исключение. Устная передача выдающихся трудов доминировала несмотря на то, что существовали (пусть и в небольшом количестве) и письменные тексты. Многие учёные ошибочно считали, что «Артхашастра» была «потерянной» на протяжении двух тысячелетий, потому что они просто не могли представить себе, что такая работа могла передаваться устно и при этом продолжать иметь силу. Из этого грубого заблуждения был сделан вывод, что если стратегическая мысль не передаётся (главным образом) через книги, то традиции стратегической мысли в данной культуре не существует, и, соответственно, стратегическая культура не может развиваться. Однако стратегическая культура Индии доказывает обратное.

Часто считается, что стратегическая культура того или иного государства относится только к элитам данного государства – политическим, военным и гражданским лидерам, а также к интеллигенции. И в некоторой степени это справедливо. Однако, элиты не способны «конструировать» стратегическую культуру, а затем навязывать её народу. Стратегическая культура государства должна быть в резонансе с историческим опытом народа, а также с его сознательной и бессознательной коллективной памятью. Это включает в себя также и основные политические и стратегические идеи, выраженные в древних и фундаментальных текстах по искусству управления государством.

Однако читал ли «простой народ» Индии (в среде которого множество неграмотных людей) «Артхашастру» Каутильи, идеи которой и составляют ключевой компонент индийской стратегической культуры? Нет, они её не читали.

Но это не означает, что индийский народ не знаком с Каутильей. Они знакомы и с другими деятелями, придерживавшимися идей Каутильи, потому что они слышали «рассказы» (в наши дни это могут быть телесериалы) о Каутилье или афоризмы из «Артхашастры». Таким образом, идеи Каутильи «присутствуют» в современной Индии – как в среде специалистов по вопросам стратегии, так и в народе. По моим наблюдениям, реализм Каутильи пронизывает восприятие и образ мыслей «обычных индийцев», когда они начинают рассуждать о вопросах внешней политики и государственной безопасности. Конечно, реализм Каутильи воспринимается не как теоретическая концепция управления государством, но как некая отправная точка и основной ориентир в политике в целом и внешней политике в частности. Индийцы боятся не силы государства, а его слабостей – как внутренних, так и внешних. Суровая критика неэффективности государства и политической коррупции направлена не против самого государства. Усиление государственной мощи в целом воспринимается положительно. И здесь также становится явным понимание государства, корнями уходящее к Каутилье. Большинство граждан Индии гордятся тем, что их страна стала ядерной державой, несмотря на повсеместную нищету. Поддержка народом Индии военной мощи государства (без милитаризации общества, государства и внешней политики) отражает политическую парадигму, укоренённую в реализме Каутильи. Идеи Каутильи постоянно сознательно «повторно используются» представителями элит, и в то же время они бессознательно оказывают влияние на образы мыслей и поведение в политической и стратегической сферах. Таким образом, идеи Каутильи являются ключевым идеологическим компонентом стратегической культуры Индии.

Помимо каутильевской традиции «реальной политики», в Индии существует и «идеалистическая» традиция теории управления государством. Такой политический идеализм, вероятно, восходит к Будде (около VI века до н.э.), а также к правителю империи Маурьев Ашоке (который, к слову, также был буддистом) в III веке до н.э. Ашока вёл кровопролитную войну ради того, чтобы укрепить контроль империи Маурьев над большей частью индийского субконтинента. Впоследствии он отказался от войны (однако не стал при этом распускать армию) и придерживался мирной внешней политики, которая, в частности, включала в себя «культурную дипломатию». Таким образом, у Индии (также) есть и древнейшая традиция мирного сосуществования, мирного разрешения конфликтов.

У современной Индии три «отца-основателя» – это Махатма Ганди, крайне малоизвестный за пределами Индии Сардар Патель и Джавахарлал Неру. Часто говорят о том, что Ганди был «идеалистом» и последователем традиции Будды и Ашоки, Патель был ярым каутильянским «реалистом», а политика Неру была смесью реализма Каутильи и традиции Ашоки.

То, что идеалистическая компонента присутствует, наглядно продемонстрировала новейшая история Индии. Рассмотрим это на трёх примерах.

1) Пока коммунистический Китай стремился заполучить в своё распоряжение ядерное оружие путём реализации ускоренной программы, Индия под руководством Неру придерживалась политики нераспространения, несмотря на значительные достижения в сфере ядерной техники. Китай провёл первые испытания ядерного оружия в 1964 году и стал постоянным членом Совета Безопасности ООН в 1971 году И только в 1998 году, после нескольких десятилетий колебаний и спустя 34 года после того, как это сделал Китай, Индия наконец провозгласила себя ядерной державой (и всё ещё не является постоянным членом Совета Безопасности ООН).

2) Неру верил в принципы мирного сосуществования («панча шила») с Китаем. Он и представить себе не мог, что маоистский Китай начнёт войну против Индии, что произошло в октябре 1962 года в Гималаях. Индия была не готова к войне и потерпела унизительное поражение.

3) В 1971 году Индия нанесла поражение пакистанской армии в Восточном Пакистане (впоследствии Бангладеш) и взяла в плен порядка 90 тысяч человек из личного состава пакистанских вооружённых сил. В обмен на простое обещание пакистанского премьер-министра Али Бхутто быстро и мирным путём разрешить кашмирский конфликт Индира Ганди освободила всех пакистанских военнопленных. Вскоре после этого Бхутто был свергнут пакистанской армией (и повешен), а кашмирский конфликт продолжается до сегодняшнего дня.

Однако я думаю, что данные примеры внешнеполитического идеализма представляют (довольно редкие) отклонения от основной тенденции внешней политики и политики государственной безопасности Индии.

Основополагающая тенденция внешней политики и политики безопасности Индии – это всё же реализм в традиции Каутильи. Если внимательно изучить историю Индии после 1947 года, мы увидим, что индийская внешняя политика и политика безопасности чаще всего представляла собой упрямое следование реалистическому стилю управления государством. Следующая зарисовка хорошо иллюстрирует доминирующую в Индии роль реализма в традиции Каутильи.

Даже Ганди поддержал применение военной силы против попыток Пакистана аннексировать Кашмир. Территориальная целостность и политическое единство Индии были сохранены Сардаром Пателем в конце 1940-х гг. путём мирных переговоров, тактики принуждения и применения силы. Неру также стремился форсировать развитие науки, технологий и промышленности, так как он понимал, что экономическая сила является основой для военной силы. Неру не форсировал индийскую программу разработки ядерного оружия, но и не препятствовал ей. И он также без колебаний принял решение о военном захвате португальской колонии Гоа. Индира Ганди инициировала вторжение в Восточный Пакистан, даже несмотря на то, что Никсон и Киссинджер отправили ВМС США в Бенгальский залив для того, чтобы помешать ей. Индия выдержала масштабные попытки внешнего запугивания и применения санкций и (в конце концов) объявила себя ядерной державой. Все индийские правительства с 1947 года по настоящее время строго придерживались принципа неприсоединения во внешней политике. Индия никогда не вступала в союзы с другими державами – она не была в союзе с СССР в прошлом и не будет в союзе с США в будущем.

Все эти идеи и концепции содержатся в «Артхашастре» Каутильи, написанной более 2000 лет назад в Индии. И все эти элементы реалистического управления государством нашли своё место в индийской стратегической культуре. У Каутильи индийцы научились тому, что если дипломатия не подкреплена экономической и военной силой, она бесполезна или даже обречена на провал. Однако реализм Каутильи также подразумевает, что внутренняя сила представляет собой основу для благоразумия во внешней политике и является противоядием от внешнеполитического авантюризма. На протяжении долгой истории Индии не существовало традиции имперской экспансии и завоеваний за пределами индийского субконтинента. Чандрагупта Маурья или Ашока были настолько же могущественны, как Александр Македонский или Юлий Цезарь, однако эти индийские правители никогда не стремились к захвату чужих земель. Они знали, что если будут содержать в порядке свою собственную землю (субконтинент), у них будет всё, что им необходимо. Я предполагаю, что в индийской стратегической культуре существует сильный фактор «геополитического» насыщения, происходящий из исторического опыта, который показал, что лучший способ стать (и оставаться) великой державой – это не захват чужих земель и ресурсов, а развитие и оптимизация своих собственных.

К стратегической культуре Индии применим и принцип «модернизации традиции», пронизывающий индийское общество и политику страны. В современной Индии традиция – это не просто ностальгическое или даже реакционное приложение к повседневному политическому процессу. Напротив, в рамках новейшей истории Индии традиция жива и действенна, и в рамках этой истории она сосуществует в симбиозе с современными тенденциями. Таким образом, изучение идей Каутильи, а также их идеалистического аналога – традиции Будды-Ашоки-Ганди, должно заинтересовать не только специалистов по Южной Азии. Понимание стратегической культуры Индии – одной из немногих сверхдержав нынешнего многополярного мира – в XXI веке имеет действительно большое значение.

Подпишитесь на eRazvitie.org в Фейсбуке и ВКонтакте, чтобы не пропустить новые материалы.