– Юрий Петрович, скажите, почему Томск стал именно таким, какой он есть сейчас – городом с каким-то совершенно особенным настроением, особенными людьми? 

Дело в том, что в Томске очень сильны различные традиции. Они формируют сознание и влияют на подсознание людей, стереотипы поведения, создают уникальную атмосферу. Томск – это город с особым микроклиматом человеческих отношений. Как мне кажется, у нас повышен уровень взаимного уважения, толерантности, добросердечия и дружелюбности. К этому можно прибавить и облик города с его главным украшением – деревянными теремами. Наш город называют умным. У нас, по крайней мере последние 50 лет, умная и просвещённая власть – с этим нам везет. Люди, которые прожили какое-то время в Томске и в силу каких-то причин уехали отсюда, стремятся вернуться, хотя бы в мечтах.  

Например, выпускники ТПУ каждые 5 лет приезжают в университет. Они его по-прежнему любят, живо им интересуются, помогают. Ни в одном другом вузе я такого не видел. Отличается и структура управления вузом.  Стратегию развития учебного заведения утверждает Ассамблея, которая состоит из представителей Совета попечителей, Ассоциации выпускников и Совета университета. В нескольких городах России, на многих предприятиях есть отделения  Ассоциации выпускников ТПУ. Только в Московском отделении их насчитывается более 600 человек. И это не последние люди: министры, их заместители, руководители предприятий, ученые. Я, будучи ректором, каждый год приезжал и отчитывался перед ними, что за прошедший период было сделано.

Большое значение имеет и то, что Томск – это сибирский город, а Сибирь – это тяжелые условия, в которых нужно выживать. Я, например, вырос на маленьком прииске. Там считалось, что если ты не можешь развести костёр в сырую погоду, не умеешь охотиться, ловить рыбу, собирать ягоды, искать грибы и вообще что-либо делать, чтобы выживать в трудных условиях в тайге,  то ты – не мужчина, и к тебе будут относиться с пренебрежением. Такое общественное мнение характерно для Сибири. Поэтому сибирские люди не боятся трудностей, упрямы и умеют добиваться своего. Они готовы подставить друг другу плечо, умеют работать в команде. У нас в Сибири понимают, что нельзя топтать друг друга и лезть по головам – из этого ничего не выйдет. А вместе можно победить. Кроме этого, сибиряки – народ хоть и упрямый, но рассудительный и прежде, чем что-либо сделают, десять раз подумают, а стоит ли это делать. Один из моих учителей говорил: «Прежде чем пробивать головой стену, подумай, что ты будешь делать в соседней камере». Так что сибиряки и в открытую дверь ломиться не будут, и пробивать стены, чтобы попасть в «соседнюю камеру».  А делают всё, как правило, вместе,  споро, прочно и надёжно, то есть для жизни.

– А если говорить про традиции инженерного образования. Как они возникли в Томске?

Томск – это старый университетский город, в котором параллельно развивалось классическое университетское и техническое образование.

В конце 19-го века, когда открылся Томский госуниверситет, в нем был только один факультет – медицинский. Потом добавились юридический и другие. В 1895 году в строй  вошла Транссибирская магистраль, и началось освоение минерально-сырьевой базы Сибири. Понадобились специалисты технического профиля. Но организация Томского технологического института была под вопросом: было дешевле открыть в уже имеющемся университете технический факультет и готовить «технарей» там. Было много споров, однако Госсовет склонился к необходимости создать отдельное высшее техническое учебное заведение. Он посчитал, что если организовать инженерный факультет в государственном университете, то можно и классическое образование погубить, и технического не получить.

В создании института активное участие принимал Дмитрий Иванович Менделеев, который рекомендовал назначить на должность директора института своего ученика – профессора Харьковского технологического института Ефима Лукьяновича Зубашева. Возможно,  поэтому  первым  отделением  нового вуза стало химическое. Здесь уместно упомянуть ещё одну историческую личность, имеющую важное отношение к созданию института и, в целом, к организации инженерного образования в Сибири. Это – Сергей Юльевич Витте, бывший в то время Министром финансов России. Так вот, сохранилась такая запись из его дневника: «Марта пятого дня, 1896 года. Сегодня я вычеркнул ассигнования на  броненосец и отдал их  на основание Томского технологического института…». Не правда ли – историческое решение?  Возможно, он и не подозревал, что этим решением заложил основы для развития целого ряда отраслей российской промышленности в Сибири: горнорудной, угольной, химической,  металлургической…  Тем самым в значительной степени была обеспечена Победа нашего народа в Великой Отечественной войне 1941-1945гг. 

Название института, которое было в проектных бумагах, – Томский Технологический Институт Практических Инженеров. В нем предполагалось открыть два отделения: химическое и механическое. Но в окончательном варианте оно стало немного другим.  Е.Л. Зубашев, перед тем как прибыть в Томск, предпринял длительное путешествие по Сибири. Из путешествия он вернулся с твёрдым убеждением, что Томский технологический институт должен стать вузом политехнического типа. В своей записке на имя царя, он предложил назвать вуз «Томский технологический институт императора Николая Второго» и открыть, кроме химического и механического, горное и строительное отделения. 

Тогда-то, в первые годы работы ТТИ, и были заложены основы главных традиций Томского политехнического университета  а, возможно, и высшего технического образования в целом.

Первая традиция – это единство научного и образовательного процессов. Каждый преподаватель обязан был заниматься научной работой, каждый научный сотрудник должен был работать со студентами и передавать им знания.

Вторая традиция – основательная практическая подготовка инженеров. Огромное количество практик, реальные проекты, приглашение для преподавания специалистов из экономики и промышленности.

Третья традиция – это высокий уровень требований. Поэтому в вузе всегда был очень высок процент отчислений. Я не знаю точно, каков он сейчас, но в то время, когда я работал ректором, только 60% поступивших доходили до диплома. Остальных мы отсеивали. И поэтому считалось, что любой выпускник из Томского Политехнического может стоить выпускника с красным дипломом из другого вуза.

Наконец, четвертая традиция – это новаторство, как оно называлось в Советское время, или «инновации в системе образования», как называется сейчас. Все время быть в эксперименте, в поиске. Мы работаем как некая лаборатория для всей Высшей школы. Поэтому естественно, что, например, первый НИИ при вузе был открыт именно при ТПИ в 1923 году.

Когда в Сибири и в азиатской части России началось освоение и становление промышленности – угольной, металлургической, химической и атомной – во главе этого важного дела стояли, как правило, выпускники ТТИ-ТПИ. У нас были бюро, которые проектировали металлургические заводы и угольные шахты; были организованы первые высшие инженерные курсы, где учились директора шахт, получая высшее образование за 2-3 года.

Когда я работал еще проректором по научной работе и одновременно заведовал кафедрой Электроизоляционной и кабельной техники ТПИ, к нам приехали представители  Министерства электротехнической промышленности СССР, чтобы набрать группу выпускников-кабельщиков для работы по строительству нового кабельного завода в Узбекистане. На мой вопрос, зачем им вся группа, когда нужных людей можно набрать из разных вузов, они ответили, что в Советском Союзе таких кафедр 12, но в томских политехниках есть уверенность – они точно смогут построить и запустить этот завод, и никто никуда не побежит. Наши выпускники всегда были настроены на решение конкретных задач, этим они отличаются от выпускников других вузов. Такая вот корпоративная культура.

В ТПИ в 1965 г. под руководством Воробьёва впервые в СССР был построен синхротрон «Сириус» – самый мощный кольцевой электронный ускоритель в СССР, который вошел в десятку крупнейших синхротронов мира. В наши дни эта разработка сделала возможным создание Большого адронного коллайдера.

В 1967 г. в ТПУ, в период ректорства Воробьёва, был создан учебно-исследовательский ядерный реактор при НИИ ядерной физики. 

– Когда мы общались с томичами, то сложилось ощущение, что инженерное мышление у них развито очень сильно, а вот предпринимательское чувствуется слабо…

Да, но в России такое наблюдается повсеместно. Я часто привожу пример: англичане сделали блоху, а российский Левша ее подковал, и мы этим гордимся. Правда, как уверяют, после этого блоха перестала прыгать, не «пошла в серию» и дальше, на рынок. Можно сказать, что это был «имиджевый» проект – на экономику России он не повлиял, хотя чувство гордости за нашего Левшу мы испытываем до сих пор.  И так во многих случаях: вместо того, чтобы участвовать в конкуренции, мы часто что-то доделываем, но сами этим не пользуемся. Таков российский менталитет, и он не переделывается в течение одного поколения. Это более крупная система, нежели корпоративная культура.

– Работать над этой проблемой в Политехе пытались?

Конечно! Попытки шлифовать предпринимательскую грань специалистов делаются постоянно, но они пока не увенчались успехом. Во-первых, потому что у нас преподаватель в силу ряда понятных причин не знает бизнес-среды и бизнес-процессов, сам не является предпринимателем. А разве можно научить тому, чего не знаешь сам?  Во-вторых, условия, которые созданы в стране, в том числе и в Томской области,  становлению рынка способствуют слабо.

Чтобы двигаться в этом направлении, несколько лет назад мы создали в ТПУ Институт инженерного предпринимательства. Это была моя идея как ректора. Я считаю, что инженерное предпринимательство надо формировать в двух плоскостях – как бизнес и как предпринимательство в инженерном деле. Человек, имеющий инженерную подготовку, должен знать бизнес-среду и уметь правильно представить продукт, заключить договор на аренду, обеспечить заказы, изучить рынок и так далее. Предпринимательство в инженерном деле означает, что инженер должен подходить к любой разработке с критической точки зрения, творчески. Должен сразу понять, где ее нужно улучшить, чтобы завтра она стала лучше. Например, сегодня мы бреемся бритвой с пятью ножами, вибратором и батарейкой. А когда я был студентом, то пользовался «безопасными» лезвиями «Нева», которые вставлялись в специальный станок. Весь перережешься, пока побреешься. Но какой-то человек (с инженерным мышлением, конечно) додумался изменить конструкцию, выбрать необходимые материалы,  увеличить количество лезвий, заставить бритву вибрировать, чтобы бриться было мягче. И все это – результат предпринимательства в инженерном деле.  Бритвенный станок с пятью лезвиями и вибрацией никто не заказывал, а рынок воспринял его на «ура».

– Вы уже неоднократно акцентировали внимание на особой корпоративной культуре Политеха, которая сохраняется и у его выпускников. Ее создание – это целенаправленное действие?

Корпоративная культура, хотите вы этого или нет, есть в любом коллективе. Она создается ровно в тот момент, когда создан коллектив. А вот развивается она в зависимости от того, какие в коллективе люди, какое руководство.

Мы в ТПУ специально занимались исследованием корпоративной культуры нашего коллектива, благо у нас есть высококвалифицированные специалисты в этой сфере, в частности Виктор Александрович Пушных, автор многих известных публикаций по проблемам формирования корпоративной культуры.   Из всего многообразия остановились на исследовании четырёх типов корпоративной культуры: культура иерархии, семьи, конкурентной среды и творчества. Провели специальное анкетирование и посмотрели, какая из культур  в нашем коллективе (преподавателей и научных сотрудников)  преобладает.

Несмотря на то, что я, работая ректором,  считал себя большим демократом, я увидел преобладание иерархической культуры – культуры командования, в которой в большей степени  поощряется выполнение приказа, а не достижение творческих результатов. Культура семьи у нас тоже была заметной. Она означает, что есть «мама и папа», которые могут пожурить, могут похвалить, но принесут тебе «покушать на блюдечке с голубой каемочкой». Т.е. в университете ждут, когда папа-ректор привезет ресурсы для того, чтобы что-то начать делать. А вот культура конкурентной среды и творчества присутствовали в уменьшенном варианте.

Корпоративная культура существует независимо от того, занимаемся мы ею или нет. Когда мы понимаем, что живем в конкурентной среде, в условиях рыночной экономики, и наши выпускники должны выйти на этот рынок и любыми дозволенным путями, искать себе нишу, то мы должны их к этому подготовить. А мы не можем научить тому, чего сами не умеем. И если корпоративная культура больше смещена в сторону культуры иерархии и культуры семьи, то эти специалисты не будут на рынке активными игроками, потому что они не умеют в конкурентной среде работать. Их не учили изобретать так, чтобы их изобретения становились основой для бизнеса.

Чтобы изменить это, надо продумать, какие в университете должны проводиться мероприятия, чтобы корпоративная культура изменилась, чтобы направить ее вектор в сторону культуры конкурентной среды и творчества. Например, если мы говорим про культуру конкурентной среды, значит все должно быть пронизано конкурсом. Важно донести, что вся жизнь – это конкурс, конкуренция, и только победа может продвинуть вас в развитии. Или, допустим, если мы считаем, что культура творчества должна преобладать над культурой иерархической, то это значит, что за нарушение приказа не должны наказывать особенно строго, но вас должны сильно поощрять, если вы придумали что-то новое в любой сфере деятельности – инженерной, организационной, культурной и т.д.

Надо понять, что инженерное дело в России страдает не только от уровня инженерного образования, но и от его организации, заточенности на конкретную цель. Мы ориентированы на то, чтобы подготовить инженера, способного работать в хорошей фирме, с хорошим снабжением и с хорошими руководителями. Многие из выпускников, например, нашего вуза, хорошо знают предмет своей деятельности, свои профильные дисциплины, их профессиональные компетенции находятся на высоком уровне. Но мы пока ещё не готовим инженера для рыночной экономики, для работы в условиях конкурентной борьбы, инженера, обладающего целым рядом качеств, необходимых для успешной работы в условиях свободного рынка. К этим качествам (кроме чисто профессиональных компетенций) я отношу способность самостоятельно и системно мыслить,  решать реальные задачи, чтобы победить в конкуренции, способность к инженерному творчеству, высокую технологическую культуру, инженерную этику и ответственность, умение работать в команде и другие. Нужно многое изменить в вузе, чтобы выпускники обладали этими качествами.     

Огромное количество практик и участие в реальных проектах – один из залогов успешной подготовки квалифицированных инженеров.

Каждый преподаватель вуза должен заниматься научной работой, так же как и каждый научный сотрудник обязан работать со студентами и передавать им свои знания. 

Одна из традиций ТПУ – высокий уровень требований. Далеко не все поступившие доходят до диплома – многие отсеиваются.

– Когда Вы были ректором, ТПУ начал сотрудничать с университетом Heriot-Watt. Расскажите, пожалуйста, об этом проекте.

В то время, а это было начало нулевых годов этого века, нефтяная компания «Юкос» направляла своих лучших молодых сотрудников на обучение в университет  Heriot-Watt. Это – один из лучших университетов Великобритании, славящийся во всем мире прекрасной подготовкой магистров  в области разработки нефтяных месторождений. Обучение на магистерской программе длилось год и стоило компании примерно 36 тысяч фунтов стерлингов за одного человека. Через некоторое время стало понятно, что часть из направленных людей остается там, причем даже не оканчивая этот магистерский курс. К ним там присматриваются иностранные компании и еще в процессе обучения приглашают на работу, предлагают большие деньги.

Когда проблема стала острой, руководители нефтяной компании обратились в университеты, подготавливающие специалистов в области неф-тяного дела с предложением «пересадить» английскую магистерскую программу на российскую почву. Мне известно, что с таким предложением неф-тяная компания, а вместе с ней и транснациональная компания Schlumberger (Шлембюрже) обращались в университет нефти и газа им. А.М.Губкина и Уфимский нефтяной университет, но позиция этих вузов была в том, что английская программа здесь не нужна, а за такие деньги они смогут сами подготовить нужных компании специалистов. Такая же история, как мне кажется, повторилась и в Тюмени. Но когда они приехали к нам, я сказал: «Будем делать». И в 2001 году мы этот проект запустили.

Причем, когда совместный Центр создавался, Брайан Смарт, директор института нефтяного дела университета  Heriot-Watt  очень сомневался, что мы окажемся способны все подготовить и своевременно начать обучение в соответствии с их требованиями. А они хотели, чтобы даже стены в Центре были такой же окраски, как и в Heriot-Watt, и форма точно такой же, как у них. Еще в апреле у нас были голые кирпичные стены в строящемся корпусе, но уже первого октября мы начали там занятия. А еще он опасался, что английские преподаватели не захотят ехать в Томск. Но через год говорил, что испортил отношения   со своими друзьями – многие из них хотели ехать в Томск, и из них надо было кого-то выбирать. Все потому, что в стенах Центра мы собрали для обучения лучших выпускников из лучших вузов России. Иван Николаевич Кошовкин, который возглавлял в то время этот Центр, сам ранее руководивший крупным проектным институтом в нефтяной отрасли, сумел организовать дело так, что этот проект стал началом целой системы инновационных образовательных программ ТПУ. Результатом реализации этих программ явилась подготовка элитных специалистов и команд профессионалов мирового уровня для приоритетных направлений техники и технологий. Это магистерские программы в области кибернетики, материаловедения, трубопроводного транспорта нефти и газа, водородной энергетики, неразрушающего контроля и других. Многие программы реализуются с участием наших зарубежных партнёров, таких как, например, Берлинский университет и университет Мюнхена. Выпускники, оканчивающие ТПУ по этим программам, нередко становятся обладателями двух дипломов: диплома ТПУ и диплома университета-партнёра. Такое партнёрство, да ещё с привлечением потенциала промышленных компаний, обеспечивает существенное повышение качества подготовки специалистов, обогащает содержание и образовательные технологии.

С тех пор прошло больше 10 лет. За это время только в центре Heriot-Watt было подготовлено 700 человек с двумя дипломами и порядка 4000-5000 переподготовлено. При этом Центр ежегодно выполняет научных исследований на 9-10 млн рублей. Для России это уникальный проект. И когда профессора геолого-разведочного университета мне говорят, что это не специалисты, потому что они не имеют профильного образования и не могут быть нефтяниками, я всегда отвечаю: «Продайте одного своего специалиста хотя бы за 5 тысяч долларов. А за этих работодатели платят Томскому политехническому  по 28 тысяч долларов за одного в год». Почему «неспециалистов» покупают за такую цену, а «специалистов» нет?  Здесь секрет как раз в компетенциях. Работодатель платит за то, что называется исключительными компетенциями.

Международная конференция «Новые задачи инженерного образования и практика ВТО» в КНИТУ-КХТИ (Казань) в ноябре 2012 года: за обсуждением вопроса путей формирования компетенций у современных инженеров.

– Ну и, заканчивая нашу беседу, скажите, в каком, по-Вашему, направлении техническое образование должно двигаться дальше?

Ответ на этот вопрос должна дать Национальная доктрина инженерного образования России, разработка и принятие которой сейчас остро необходимы. По моему мнению, модель доктрины инженерного образования должна состоять из двух частей. Первая часть – это формирование технически образованной нации. Не надо следить за тем, чтобы бакалавры в области техники и технологий шли работать по специальности. Они должны закончить вуз и выйти на рынок труда и там устраиваться. Хотят – рабочими, хотят – техниками, хотят – инженерами (если возьмут). В конце концов, вообще могут работать не по специальности. Но крайне важно, чтобы нация была насыщена людьми с техническим образованием. Если такой человек придет работать на рабочее место, то интеллектуальный потенциал этого места возрастает. А значит, что это рабочее место будет восприимчиво к новым технологиям.

Люди с высшим образованием первого уровня  (бакалавра) более приспособлены к жизни. Они смогут находить рабочие места лучше остальных, будут сами создавать рабочие места. Чтобы эти люди были способны работать высококвалифицированными рабочими,  необходимо так выстраивать образовательные программы  бакалаврской подготовки, чтобы в процессе обучения у них была возможность получить две или три рабочие профессии (иметь соответствующие разряды). Уже сегодня на многих современных предприятиях на места высококвалифицированных рабочих не принимают людей без высшего образования. В будущем эта тенденция будет усиливаться.  Вот у нас в Томске, например, есть уже не одно инновационное предприятие, которое не берет людей без высшего образования для работы высококвалифицированными рабочими на современном оборудовании – там много всего, что требует именно такого высокого уровня подготовки.

И вторая часть этой модели – это опережающее инженерное образование, для которого масса подготовленных бакалавров представляет некий плодородный слой, являющийся, с одной стороны, источником для формирования инженерной элиты страны, с другой – частью общества, обеспечивающей более высокий уровень его технологической культуры и инновационной восприимчивости. Эта часть модели предполагает подготовку специалистов (инженеров, магистров) с инновационным, опережающим мышлением, обеспечивающих научно-технический прогресс и победу российских разработок на мировых рынках. Такой подход, как мне кажется, позволяет надеяться на то, что Россия может занять достойное место в международной системе разделения труда.

Высшее образование сегодня становится необходимо даже рабочим.

Поэтому сегодня, когда говорят про необходимость сокращения количества людей с высшим образованием, я очень боюсь, что это путь не туда…  Представим, что у нас большинство людей будут высококвалифицированными рабочими, а новые технологии потребуют более высокого уровня образования. Что тогда? Наверное, существует такая критическая доля бакалавров, подготовленных по направлениям техники и технологии, которая необходима для обеспечения конкурентоспособности российской экономики. Представляется, что эта доля должна быть достаточно большой. Это существенно снизит инновационное сопротивление общества и увеличит его технологическую культуру и технологическую восприимчивость. Иначе, если  значительное большинство людей  в обществе будет иметь образование в областях, не связанных с техникой и технологией, неспособных к использованию современных технологий, Россия может стать страной, которая  не только не будет являться источником новых инженерных разработок, но превратиться в страну, не способную воспринимать  новую технику и технологию. В противном случае нам придётся решать эту проблему за счёт образованных мигрантов. Очень надеюсь, что этого не случится.

Подпишитесь на eRazvitie.org в Фейсбуке и ВКонтакте, чтобы не пропустить ничего нового.