— Глядя на работы знаменитых ювелиров, например, того же Карла Фаберже, кажется, что ювелирное дело — это нечто совершенно особенное и недостижимое. А насколько сложно ему в реальности научиться?

Только для того, чтобы набрать необходимое мастерство, нужно не менее 10-15 лет. Очень немногие готовы потратить такое количество времени на своё развитие, поэтому художников-ювелиров всегда было мало, и в любую эпоху их можно было пересчитать по пальцам одной руки. Это элитное искусство, и оно объединяет в себе практически все направления, которые в искусстве существуют: нужно быть хорошим рисовальщиком, хорошим живописцем, скульптором и архитектором, а чтобы правильно плавить и обрабатывать металлы — знать химию и физику. Не случайно, что Николай Рерих называл ювелирное искусство самым сложным и самым монументальным из всех видов искусств. Поэтому человек, желающий стать хорошим мастером-ювелиром, должен быть одержим этой идеей и быть готов много трудиться. Только тогда из него получится толк. При этом ювелирные школы не учат тому, как стать художником-ювелиром. Они учат ремеслу, хотя и это, конечно, нам тоже необходимо. Но любой выпускник ювелирной школы, чтобы стать мастером, должен ещё несколько лет практиковаться на реальном производстве, в мастерской.

— Глядя на процесс создания ювелирных изделий, создаётся ощущение, что очень много времени мастера тратят на многочисленные рутинные операции (например, такие как полировка), и в этот момент какое-то творческое начало отходит на второй план. Насколько справедливо такое утверждение?

Если человек реально любит своё дело и подходит к этому творчески, то о рутинной работе не может быть и речи. А если он начинает об этом говорить — это лишь означает, что он находится не на своём месте. Я считаю, что в любой работе можно проявить некий творческий подход, хотя даже в таком деле как ювелирное, творчеством занимаются не все. К примеру, для моих ювелиров-помощников их работа, по сути, действительно является рутинной. Другой вопрос, что этот момент зависит и от самого человека — от того, насколько сильно он заинтересован в процессе, и это самое важное — тогда вся рутинность уходит сама собой.

ILGIZ. f

— А где в ювелирном деле пролегает грань между технологией и искусством? Обычно считается, что искусство — это какая-то очень творческая, уникальная вещь, в отличие от технологии, которая отрабатывается и тиражируется.

Искусство без технологии тоже не бывает. Во всех сферах искусства, если ты профессионально не владеешь классическим подходом, классическими техниками, фундаментом данного направления, то не стоит и заикаться о том, что ты создал произведение искусства. Даже такой знаменитый новатор как Сальвадор Дали говорил, что прежде, чем выбрать свой стиль и своё направление, нужно стать профессиональным классическим художником, знать основы — вот что самое важное. И уже потом надо начинать понимать, что такое ювелирное искусство, а что — нет. Здесь у нас точно так же как у художников: как есть произведения живописи как искусство, и есть просто картины, которые нарисовали художники — искусством их никак не назовёшь, это просто творчество каких-то конкретных людей. В нашем деле мы обычно не пользуемся таким обобщающим понятием как «ювелирные изделия». Мы разделяем ювелирное искусство, предметы роскоши (ювелирный дизайн) и масс-маркет. Сейчас эксперты всего мира спорят: что же такое современное ювелирное искусство, по каким признакам и критериям признавать украшения достойными музеев. Где кончается дизайн и начинается искусство? И это очень сложно. Но для меня ювелирное искусство начинается там, где проявляются мысль художника, его личность и философия.

ILGIZ. f

— Но если говорить лично про вас, то вы занимаетесь искусством?

Да, искусством. Но ведь я к этому пришёл не сразу, и признавать мои работы искусством тоже стали не за один день. На это потребовалось практически 20 лет работы. Сначала ты познаёшь азы, потом отрабатываешь свой неповторимый стиль, чтобы он был узнаваем в общей массе, а потом вкладываешь в работы своё осмысление, философию — и тогда это может называться искусством. Когда я делал профессиональные, качественные работы, можно было сказать, что это сделал профессиональный ювелир на высоком уровне, можно было отнести их к luxury, но относить это к искусству было нельзя.

Когда я говорю, что стремлюсь создавать произведения искусства, это не значит, что я всегда делаю исключительно их, хотя и могу позволить себе так говорить. Но не все работы, что я делаю, являются искусством, потому что есть такие понятия как «надо выжить», «надо заработать» и т.д. Искусство, как правило, продать очень сложно, на него надо найти своего покупателя. Эксклюзивные изделия покупают в основном коллекционеры и те, кто понимает, что такое ювелирное искусство, но некоторые вкладываются в них как в инвестиции на будущее. В последнее время закупки делают и музеи, например, мои работы приобретает Оружейная Палата. Поэтому часть работ в моей мастерской целенаправленно создаётся в классе искусства, а другая часть — просто в классе ювелирных изделий.

ILGIZ. f

— Вы упомянули про философию, которую закладываете в свои работы. А в чём она заключается?

По каждому изделию это что-то своё: где-то я хочу сохранить историю своей жизни, где-то — передать ту ситуацию, которая происходит в мире, в отношениях людей, а где-то — просто обозначить какие-то философские мысли и размышления по отношению к конкретной ситуации. Первичная идея наполняется «начинкой» — металлом, эмалью, камнями. Подбор материалов нужен для того, чтобы идея воплотилась так, как она должна воплотиться. А потом идёт сам процесс. Поскольку у меня есть некоторое количество помощников, изделие разбивается на составляющие элементы, и каждый человек начинает изготавливать их под моим контролем. В конце это всё собирается в единое целое. При этом заложенная идея, конечно, должна считываться другими людьми. Если этого не происходит, тогда это уже сложно назвать искусством.

— В вашей карьере были какие-то серьёзные переломные моменты, когда вы переосмысляли то, что делаете?

Переломных моментов было много, взять хотя бы тот период, когда мне пришлось переехать из Казани в Москву. Но при этом мною всегда двигала одержимость и целеустремленность, потому что в самом начале я поставил перед собой конечную цель — добиться, чтобы мои работы вошли в разряд искусства.

В ювелирном искусстве невозможно прекратить учиться и профессионально расти. Всегда есть простор для самосовершенствования. Поскольку специального ювелирного образования у меня нет, то я до всего доходил сам — так сказать, лабораторным путём, методом проб и ошибок. Поэтому многие используемые мной техники — мои собственные авторские разработки, которых не было у старых мастеров. Когда от меня уходят сотрудники или ученики, то меня иногда спрашивают, не боюсь ли я того, что они будут делать то же самое, ведь они знают мои технологии. Нет, не боюсь, потому что внутренний мир художника скопировать нельзя. Подражатель только подражает, но расти дальше он не сможет. Скажу честно: если кто-то из моих учеников показывает самостоятельную хорошую работу, то мне это приятно. Но если работа плоха, меня коробит, ведь не для того я его учил и тратил на него своё время, чтобы он делал плохие работы. Ревности к успехам учеников у меня нет, но есть чувство гордости за то, что в хорошем мастере есть мой вклад.

ILGIZ. f

— Вы сказали, что вашей конечной целью было добиться того, чтобы ваши произведения вошли в ранг искусства. Но ведь тогда получается, что ваша цель уже достигнута. Тогда что дальше?

Сейчас об этом знают только специалисты и только в профессиональной среде. Я же хочу донести до основной массы людей, что современное ювелирное искусство живо, что оно существует в принципе. Причём даже необязательно, если это сделаю лично я. Проблема в том, что ювелирное дело практически вычеркнуто из сферы искусства. Союз Художников считает, что среди ювелиров нет художников — мы все ремесленники. Искусствоведы тоже вначале говорили, что современного ювелирного искусства не существует, что с Фаберже и другими мастерами того времени всё умерло. Но я хочу доказать, что уникальные мастера есть и сейчас. Основная задача — помочь находить таких мастеров и помогать им совместно создавать уникальные работы, которые останутся в истории.  Другой вопрос, что возможности делать это сейчас очень мало.

ILGIZ. f

ILGIZ. f

— А почему так произошло? Почему создавать уникальные ювелирные работы стало сложно?

До 90-х годов ювелиры, которые числились в Союзах Художников, кроме серебра и мельхиора в работу практически ничего не получали. Причём всё это им выдавалось через Союзы Художников по граммам, и надо было ещё доказать, что твоя работа достойна того, чтобы тебе выдали серебро. При этом интерес людей был в основном накопительным: иметь у себя дома кольцо или колье из серебра или, тем более, золота считалось показателем благосостояния человека, но это никак не рассматривалось в том аспекте, что люди хотят приобрести предметы искусства, чтобы любоваться ими. Сегодня ситуация с доступностью материалов, конечно, изменилась, но их приобретение требует больших финансовых вложений. Ювелирное искусство обязывает использовать только натуральные материалы, и поставив вместо хорошего камня стекло мы не сделаем произведения искусства. Оно и ювелирным-то называется потому, что здесь происходит симбиоз материала и мастерства.

Ну и кроме того, сделать уникальную ювелирную вещь сложно само по себе, и как я говорил в начале беседы, для этого нужно обладать очень большими знаниями и умениями.

ILGIZ. f

— Способны ли современные российские ювелиры составлять конкуренцию западным? В частности, СМИ называют вас чуть ли не единственным в России ювелиром, который высоко котируется и востребован на Западе.

Ювелиры, которые могут составить конкуренцию западным, есть — в том числе и потому, что ещё сохранился старый фундамент классической ювелирной школы. Другой вопрос, что у нас совершенно не хватает хороших дизайнеров. Пишут же в основном обо мне по той причине, что я потратил огромное количество времени, чтобы экспонироваться за рубежом, а не каждый ювелир может себе это позволить. Всё, что я зарабатывал, я тратил на то, чтобы мир узнал меня, а я узнал мир. После каждой поездки, каждой выставки я пересматривал свой подход ко многим вещам, которые делаю — только таким образом можно было прийти к такому результату. На всё это нужно много времени — этим видом искусства я занимаюсь уже 28 лет, и только 5 лет назад я добился того результата, к которому пришёл — моё имя и работы стали узнаваемы на Западе. Сначала я стал узнаваем среди специалистов, потом среди коллекционеров. Но для того, чтобы ты был ещё и признан — а признаёт народ, а не только специалисты — нужен совершенной другой подход. Иначе ты останешься только в памяти специалистов.

Поэтому в моих ближайших планах — развитие выставочной деятельности, прежде всего в России. Мы создаём коллекции с целью показывать ювелирное искусство по всей нашей стране, чтобы люди могли познакомиться с ним на уровне музея — точно также, как это происходит, например, с живописью. Подвижки в этом уже есть, как и надежда, что у нас всё получится.