– Эрик, скажите, почему именно архитектура стала Вашим призванием?

История началась еще в школе, где я, по разным причинам, учился тяжело, не вписываясь в общую картину… Занимался в лыжной секции, ходил в художественную школу. Поворотным моментом стало поступление в Детскую Архитектурную Школу. Это был особый мир. И именно с «ДАШкой» и с теми педагогами, которые стали меня формировать и вести дальше, связано мое поступление в институт на архитектора.

Но на третьем курсе, когда мы перешли с общехудожественной подготовки на специализацию, и у меня появилась своя авторская позиция, возникли сложности. Создавать концепции нас не учили, зато большое внимание уделялось воспитанию чисто технических навыков. Нужны были просто заполненные чертежи, но не идеи.

Одним из заданий была разработка проекта школы. Когда я его делал, то старался показать, что школа – это огромный разносторонний мир: есть объемно-пространственное решение, внутреннее устройство, философия. Это и среда обучения, и кампус, вписанный в ландшафт, и функциональное устройство. Тот же спортзал – можно сделать по нормам, а можно и детскую игровую площадку, и конюшню, и что-то еще встроить. Но мою идею не только не оценили, мне вообще поставили двойку за то, что я формально не довел ее до конца: сделал все в карандаше, а не тушью, как требовалось.

Я разочаровался и даже попробовал уйти в Татарско-американский региональный институт на менеджмент организации. Три недели туда проходил, понял, что это не мое, и вернулся. Очень тяжело было – я не понимал, зачем учиться, если не учат главному – архитектурному мышлению. Я не вписывался в эту систему и только чудом смог выпуститься. Встреча с Вячеславом Глазычевым помогла мне не только получить диплом, но и поверить в себя.

– Как это произошло?

Глазычев был председателем приемной комиссии. Он должен был уехать, но по чудесному стечению обстоятельств задержался и принимал наши выпускные работы. На защиту я выходил неаттестованным, без допусков, но Глазычев дал мне возможность представить диплом. Посмот­рел и сказал: «Отличная работа, ставлю пятерку, рекомендую в аспирантуру». И взял к себе в аспирантуру. Если бы не Глазычев, я, наверное, бросил бы все, сил плыть против течения уже не было.

Глазычев говорил, что диссертация ничего не стоит без реальной работы. И я стал участвовать в его проектах, был его представителем в Казани и Чебоксарах. Он организовал в Чебоксарах серию проектных семинаров с участием бизнеса и власти, на которых запустил проект превращения деревушки Кнутиха в современный квартал. Я собирал команду студентов для участия в этом проекте.

Потом в Ижевске был заказ на работу с городской средой. Мы оживляли несколько точек в разных местах города: улицу, кольцо, большой сквер около музея Калашникова, здание заводоуправления, набережную.

В рамках проектов пришлось много ездить. Но это не создавало трудностей – благодаря своему отцу-туристу я привык легко срываться с места.

Видя, что делает Глазычев, как работает с клиентами и общается с людьми, я понял, что хочу того же. Он был очень сильным аналитиком, мог даже новый язык освоить, если нужно было понять какую-то книгу. Такой это был масштаб личности.

Когда я писал под его руководством диссертацию, он мне такой импульс дал, что я без денег, «пешком» дошел до Томска. И летом, и осенью ходил в одних кедах, питался сухими супами и кефиром. Но это было неважно – я горел работой, настолько было интересно. И сейчас с теплотой вспоминаю то счастливое время. Томск мне очень понравился, как и люди, живущие там. Я посетил Томский университет, завязал интересные контакты по экологичному и социальному жилью. Позднее этот опыт дал свои плоды. Там я не чувствовал себя не в своей тарелке, наоборот, нашел единомышленников, с которыми мы долго поддерживали связь. 

Когда вернулся в Казань, то стал работать в институте и продолжил заниматься практикой. Пришло понимание, что нужно институализироваться, искать себе подобных и, несмотря ни на что, выстраивать собственную стратегию, и делать то, что считаешь правильным. Поэтому мы начали создавать Ассоциацию архитекторов. 

– Какие из реализованных Вами проектов были наиболее интересными?

Один из них, конечно, – совместный проект с ООО «УК «КЭР-Холдинг» «Аваза». Мы создавали концепцию спортивно-оздоровительного комплекса, и это был один из немногих проектов, когда  заказчику требовалась качественная проработка именно концептуального уровня. Думаю, что проработка концепции – один из самых важных и интересных этапов в архитектурной работе, хотя заказчики часто недооценивают ее значимость, от чего потом страдает проект. Объект нужно рассматривать с разных сторон, выделять несколько уровней: исторический, культурный, экономический, маркетинговый... Считаю, что только проработав все уровни, можно сделать действительно хорошую вещь.

Жаль, что по стечению обстоятельств этот проект не был воплощен в жизнь, хотя и был хорошо принят. Всегда хочется дойти до практической реализации, увидеть результаты работы. Иначе остается разочарование.

Один из последних проектов – поселок Малая Шильна. Было нужно придумать оригинальный посёлок. И когда мы начали формулировать свои предложения, поняли, что без комплексного подхода никак не обойтись. Мы стали не просто работать с территорией, а пошли от обратного – задались вопросом: как сделать такой жизненный процесс, при котором структура проекта получилась бы правильной? То есть не придумать поселок, а спроектировать жизнь в нем. Мы фактически придумали маленькое государство со своими правилами. Здесь мы поняли, что архитектура перестала существовать просто как архитектура. Она смешалась с градостроительством, дизайном, экономикой, культурой. Надо работать во всех этих слоях. Для создания качественного продукта нужно заниматься системным девелопментом.

И еще один из наших реализованных проектов – жилой дом в центре Нижнего Новгорода, куда нас пригласил московский инвестор. Он хотел перепозиционировать недостроенный объект и сделать из него жилье класса «люкс». Проанализировав все, мы пришли к выводу, что «люкс» не получится – материалы и планировка были заложены под «эконом»: потолки низкие, кирпич силикатный... И тогда мы придумали промежуточный вариант: модный, но экономный объект в стиле сталинского ампира. Тщательно все проработали, продумали каждую деталь. Сами нашли подрядчика, который сможет качественно сделать гипсовые элементы. Но оказалось, что заказчику этого не нужно – он собирался делать из пенопласта.

– Какими принципами Вы руководствуетесь в своей работе, в жизни?

 Для меня гораздо важнее закинуть удочку на долгосрочную перспективу, а не получить мелкий заказ сегодня. Чтобы заработать на текущие расходы приходится заниматься всем, но перейти в режим простого исполнения для меня проблематично. Я не люблю делать типовые вещи. Думаю, что подходить нужно с позиции творца, чтобы сделать действительно что-то классное, может быть, даже там, где этого и не требуется. И к любым входным группам необходимо относиться как к полноценному проекту – генерировать большое количество идей, чтобы получился качественный интересный продукт.

То же самое и с чертежами: они должны быть высокого уровня. Даже когда требуется карандашный эскиз, мы все равно делаем суперчертеж. Моя мама  была чертежницей, я всегда жил среди чертежей, и, возможно, поэтому они доставляют мне эстетическое удовольствие.

Сейчас я живу фактически в двух параллельных мирах. С одной стороны, – мир иллюзий, где присутствуют и востребованы продуманные идеологии и концепции. С другой стороны, – мир реальных вещей. Между ними очень большой разрыв, и поэтому приходится достаточно тяжело. Но именно те качества, из-за которых я часто выгляжу как «белая ворона» и не вписываюсь в систему, позволяют видеть многие вещи в другом свете, принимать вызовы, на которые другие среагировать не могут.

Фото: из архива Эрика Терегулова