– Когда обычный человек проходит обследование в какой-нибудь поликлинике, то вполне может услышать от врача: «Да вам хоть сейчас в космонавты идти можно». Ольга Ивановна, скажите, насколько в действительности серьёзные требования по здоровью предъявляются к космонавтам и оцениваются ли, помимо физических, какие-то психологические характеристики – стрессоустойчивость, способность не паниковать, способность переносить одиночество и так далее? Изменялись ли эти требования со времён первых полётов человека в космос?

Безусловно, выражение «здоров как космонавт» в чём-то правильно. Набирая первый отряд космонавтов, мы толком даже не знали, куда летим, и что там будет происходить с человеком. Поэтому отбирали только абсолютно здоровых людей, и любое отклонение означало возврат человека на то место работы, откуда он призывался. Это были жесточайшие обследования и жесточайшие тренировки – людей готовили с большим запасом прочности. Мы знали о возможных перегрузках, но не знали, какими они будут, поэтому готовили на сверхбольшие. Готовили к катапультированию, потому что первые приземления производились именно с помощью катапультирования, и воздействие на организм с точки зрения физиологии и медицины там было колоссальным.

© ЦПК имени Ю.А.Гагарина

С точки зрения психологического здоровья на первых порах конкретно психологии особого внимания, в общем-то, никто не уделял. Всё происходило отчасти интуитивно – создавалась группа людей с определённой мотивацией, с определёнными общими интересами. На этапе подготовки в условиях совместного проживания, дружбы, преодоления сложных ситуаций люди как бы сами собой притирались друг к другу. Но, увы, – вспомните первый отряд космонавтов: первым полетел Гагарин, а Титов стал вторым, и всю оставшуюся жизнь то, что он был вторым, не давало ему покоя. Это был своего рода «пунктик», психологическая травма, с которой он прожил всю свою жизнь.

© ЦПК имени Ю.А.Гагарина

В настоящее время критерии медицинского, физиологического отбора, безусловно, уже выработаны. Причём в случае выявления незначительных отклонений, которые могут подвергаться коррекции, мы даём космонавтам возможность их исправить, например, пролечить зубы (металлическое протезирование категорически недопустимо). Человек может прийти на повторное обследование, и, вполне возможно, по физическим характеристикам пройти дальше. Уже вскоре после первого полёта в космос, начиная ещё с профессора Фёдора Горбова (1916-1977), большое внимание стало уделяться собственно психологическому отбору, и сейчас психологический отбор является составной частью общего отбора в отряд космонавтов и состоит из нескольких этапов. Первую информацию мы начинаем получать, наблюдая за ребятами, когда они находятся в условиях стационара – за их общением между собой и с персоналом, за тем, как они содержат палату, в которой находятся, что читают и так далее. Это такое гласное наблюдение за поведением в обычной жизни. Вторым этапом является беседа с психологом, которая может длиться 2-2,5 часа, потому что во время этой беседы нужно не только расположить человека к себе, но и сделать так, чтобы эта беседа не напрягала, чтобы он не чувствовал себя как на экзамене, и, соответственно, не скрывал ту информацию, которая необходима психологу. Иногда получается, что человек уходит от ответа, и мы правдами и неправдами пытаемся добраться до истины. Следующий этап отбора – это оценка личностных характеристик кандидата. Блок исследований очень большой. Он включает разнообразные тесты для диагностики уровня мотивации, стрессоустойчивости, личностных характеристик (интроверсия/экстраверсия) и так далее, а также качеств, необходимых для выполнения профессиональной деятельности – от простой зрительно-моторной реакции, реакции с выбором, счёта в заданном темпе, до определения скорости и времени принятия решений. Затем кандидаты формируются в группы, и мы определяем предрасположенность к выполнению профессиональных задач. Например, в качестве теста можем провести облёт и стыковку со станцией, причём сразу, без подготовки и предупреждения кандидатов, и посмотреть, насколько быстро человек «схватывает», насколько оперативно и правильно действует, то есть насколько он готов к выполнению профессиональной деятельности. После этого мы даём заключение, и ребята переходят к спецтренировкам (на центрифуге и тому подобном), и уже там, в экстремальной ситуации проверяются те качества, которые мы выбрали. Поэтому в космосе нет случайных людей. Туда попадают очень немногие, чьи тренировки длятся годами. Есть прецеденты, когда люди готовятся по 20 лет, но в космос так и не летят (и это, конечно, их внутренняя трагедия).

Кадр из фильма «Первый рейс к звездам», режиссер И.Гостев

В результате такой подготовки и отбора остаются такие фанаты своего дела, что если бы им можно было летать до старости, то они бы летали. Например, крайний полёт Павла Виноградова состоялся, когда ему было 60 лет, но и сейчас он готов лететь в любой момент. Или возьмите Валентину Терешкову: её полёт состоялся 55 лет тому назад, но сейчас она тоже заявляет, что готова лететь – лететь на Марс, понимая, что это будет полёт в один конец.

© ГНЦ РФ ИМБП РАН

– А бывает ли такое, что уже прошедшего отбор кандидата впоследствии исключают из группы?

Да, такие случаи бывают, и связаны они, как правило, с непереносимостью определённых нагрузок. К примеру, на этапе подготовки ребята проводят длительную изоляцию в сурдокамере (до 10 суток) – по-моему, это самый жестокий тест, который позволяет либо допустить дальше, либо списать. Зачастую именно он и оказывается критичным. Также кто-то иногда отсеивается во время подготовки в условиях пустыни или в условиях Арктики. Причины могут быть разными – это и непереносимость нестандартных условий, и неспособность выполнять поставленную задачу с определённым качеством, и неслаженная коллективная работа. Если человек не очень хорошо себя проявил во время коллективного задания, то это не значит, что мы его сразу же уберём. Мы можем собрать другую группу, потому что в малой группе личности не всегда совместимы с первого раза.

© ГНЦ РФ ИМБП РАН

В целом же отбор – это целый комплекс факторов, которые могут проявиться: бывают и какие-то чисто медицинские проблемы, которые вдруг возникают, а бывают и чисто психологические – например, человек сам начинает понимать, что пришёл не туда, или что пришёл туда, но не справляется с нагрузками.

© ГНЦ РФ ИМБП РАН

– Понятно, что в подготовке космонавтов, с одной стороны, есть физическая сторона дела – человека крутят на центрифуге, опускают в акваланге под воду, сбрасывают с самолёта на парашюте и так далее. А способность грамотно и без паники действовать в критических ситуациях, которые в космосе периодически случаются, каким-то образом отрабатывается?

Безусловно. Приведу простой пример, когда штатный спуск с относительно мягкой посадкой заменяется на спуск по баллистической траектории и жёсткую посадку. Наших космонавтов готовят к такого рода посадке, поэтому они не только представляют, что в этот момент с ними может случиться, но и как этому противостоять, как выполнить управление спускаемым аппаратом, чтобы потери были минимальными. У нас был прецедент, когда в ситуации баллистического спуска принимал участие зарубежный космонавт. Это была женщина, которая раньше, конечно, про баллистический спуск что-то слышала, но не представляла, что это такое в реальности – к этому её никто никогда не готовил. В итоге в процессе посадки у неё началась сильнейшая паническая атака. Поэтому мы годами готовим людей к сложным спускам – с парашютными прыжками, с нештатными ситуациями, вырабатываем опыт, которого, допустим, не получают астронавты. Она была в панике, думала, что всё – они не сядут, разобьются в «лепёшку», и была очень удивлена, когда всё завершилось успешно. А теперь представьте: экипаж находится внутри маленького объекта, и у одного из его членов вдруг начинается настоящая паническая атака. Но командир «разрулил» эту ситуацию: и панику снял, и с управлением аппаратом справился. Всё это – результат подготовки, и те, кто не выдерживают – либо уходят сами, либо по каким-то причинам отсеиваются.

© ГНЦ РФ ИМБП РАН

– Но в космосе ведь может возникнуть абсолютно непредвиденная ситуация, которую на Земле не отработали. Как, например, случай с Леоновым, когда у него в открытом космосе раздуло скафандр, но он тем не менее нашёл решение и влез в корабль. Можно ли готовить вот к таким вещам и готовите ли?

Конечно, готовим. Вспомните, у нас на станции когда-то и пожар был. Его не отрабатывали никогда в жизни, поскольку возможность возникновения пожара допускали только чисто гипотетически. Никто не знал, как пожар будет выглядеть, и как его тушить. Но ничего – справились. Причём справились без какой-либо паники потому, что отрабатывали множество других нештатных ситуаций, в том числе и очень сложных, вплоть до разгерметизации корабля.

© Олег Волошин

Также надо сказать, что сейчас у нас имеются очень большие возможности моделирования любых нештатных ситуаций, как аппаратных, то есть тех, которые осуществляются в Центре подготовки космонавтов на реальном макете станции, корабля или спускаемого аппарата, так и виртуальных. Я считаю, что сейчас мы можем смоделировать абсолютно всё, что угодно, и научить правильно себя вести в совершенно любой ситуации.

© Олег Волошин

– Если нештатная ситуация всё-таки происходит, то какую роль в её решении играют космонавты – они сами принимают основные решения, либо управленческие команды идут всё-таки из Центра управления полётами, а космонавты их только выполняют?

Всё зависит от той нештатной ситуации, которая происходит. Если это отказ каких-то систем и есть связь (а она, как правило, есть), то передаётся рапорт в ЦУП и там решают, что с этим делать. И даже если произошли какие-то незначительные вещи, то всё равно производится доклад на Землю – что случилось, что делается, и каков результат. То есть командир корабля обязан согласовывать все свои действия с ЦУПом, но при этом за ситуацию на борту полностью отвечает только он – представляете, какая на него ложится нагрузка?

© Олег Волошин

– А с работниками ЦУПа вы тоже работаете? Ведь получается, что если возникает критическая ситуация, то сотрудники ЦУПа точно так же, как и космонавты, должны спокойно, без лишних эмоций выработать быстрое адекватное ситуации решение.

Система подготовки у них, конечно, немного другая. Но при этом работники ЦУПа – операторы (и первые, и шестые) – ребята настолько же опытные, и так же чётко знающие свои обязанности, как и космонавты. Каждый прекрасно понимает – с кем, как, когда и на каком этапе нужно связаться для решения вопроса. Ведь мы ведём экипаж круглосуточно, и такого, что космонавты остаются сами по себе, не бывает (если не считать «глухих» по связи витков).

© Олег Волошин

Пожалуй, можно отметить ещё такую вещь: когда на борту возникают какие-то сложности или когда космонавты сильно устают после выхода в открытый космос, а физически это очень тяжёлая процедура, то при общении с ЦУПом они могут немного нагрубить. Иногда такое действительно происходит, и нас это не только не настораживает, но даже радует, потому что для космонавтов это своеобразный дренаж негатива вовне, который позволяет экипажу оставаться как бы нетронутым с точки зрения влияния негативных эмоций.

– Обывательское представление о космосе формируется в основном за счёт просмотра научно-фантастических (а иногда и исторических) фильмов. А там сплошь и рядом: в каких-то критических ситуациях космонавты (а иногда и работники центров управления полётами) начинают нервничать, паниковать и принимать деструктивные решения. Бывает ли такое в действительности: прошедший многолетнюю подготовку космонавт (неважно – российский, европейский или американский) вдруг срывается?

Я вот уже почти 40 лет работаю в этой области, и ни разу не видела, чтобы космонавты, когда им что-то не нравится, швырялись табуретками. Если бы такое было, то от меня уже, наверное, и мокрого места не осталось бы, потому что в психологов швырялись бы чаще всего. Поэтому я категорически не согласна с тем подходом, который наблюдается в этих «художественных» фильмах. То, что делается реально, и то, что составляет научную основу, можно увидеть в научно-популярных фильмах про подготовку в ЦПК. Художественные же фильмы от реалий далеки. Даже если взять вроде бы и неплохой фильм «Салют-7», в котором есть некоторые соответствия с историческими моментами, то когда он вышел, у многих людей, близко знакомых с реальной ситуацией, было разочарование – не получился фильм. Хотя он, безусловно, получился для зрителя.

– Но при этом мы же понимаем, что космонавты – это всё-таки люди, а не машины. Какие допущения возможны в плане их поведения, помимо того, что они могут повысить голос при общении с оператором ЦУПа?

Поскольку мы наблюдаем за космонавтами круглосуточно, у нас существует группа специалистов, которые отслеживают их режим труда и отдыха, фиксируя все сдвиги, все нарушения, все переработки, все ошибки. На основании этих данных проводится анализ и космонавтам выдаются определённые рекомендации. У нас есть группа психоневрологов, которая точно так же следит за экипажем во время полёта, слушает их переговоры, отмечает все нюансы в речи, частоту выхода на связь, кто выходит, как выходит, по какому поводу, какие делает запросы. Наконец, есть группа психологической поддержки, которая на основании всего вышесказанного организует и телефонные переговоры, и информационные потоки по запросу экипажа, сюрпризы и подарки, приватные психологические конференции, когда космонавт может выйти на связь с психологом тет-а-тет и задать волнующие его вопросы. Нужно понимать, что, отправив человека в космос, мы не отправляем его болтаться неизвестно где, в неизвестно каком пространстве – все его действия и жизнь на станции происходят под нашим контролем. Поэтому существует система профилактики для того, чтобы сохранить его физическое состояние, и система психологической профилактики, чтобы он прилетел домой в нормальном психическом состоянии. Сейчас, например, мы разрабатываем новую систему 3D-реальности, которая позволит космонавтам не только просматривать фильмы и видеоролики из дома, листать фотографии, читать книги, но и создавать для них индивидуальные кейсы с информацией по дорогим местам, семейным праздникам. Такой кейс будет позволять космонавту вытащить из него информацию, которая особенно нужна ему в данный момент. Сейчас мы апробируем эту систему в эксперименте Sirius, который проводится у нас в институте. И уже на первом этапе получили очень хорошие отзывы от испытателей – всем она очень понравилась, и нас просят расширять эту базу дальше. Так что, хочу отметить ещё раз, в космосе люди не одни – мы вместе с ними летаем каждый божий день.

© Олег Волошин

– В каком направлении движется основная исследовательская работа вашего института в настоящий момент? Это всё ещё полёты в ближний космос, на орбиту, или же взгляд всё-таки устремлён уже на полёты к Луне и Марсу?

На мой взгляд, и это моё субъективное мнение, пока мы не можем перепрыгнуть с околоземной орбиты к Луне и дальше. По одной простой причине: те психофизиологические феномены и закономерности, которые мы за эти годы выявили, действуют в определённых, вполне конкретных условиях. И, например, в условиях окололунной орбиты, где гравитация составляет 1/6 от земной – далеко не факт, что человеческий организм поведёт себя точно так же и результаты будут такими же. На Луне никто из нас не был, а те, кто был – находились там очень маленькие промежутки времени, и к тому же я не думаю, что они поделятся с нами какой-то информацией. Так что сейчас это непаханое поле для исследовательской работы. Причём изменение системы психологического обеспечения полёта, скорее всего, потребуется небольшое, а вот как быть с функциональными возможностями организма – способностью работать в этом пространстве, постоянно находиться в скафандре, получать другой уровень радиации – пока непонятно. Лично для меня вопросов пока больше, чем ответов. Взять, к примеру, поведение жидкости в организме. Мы знаем, что на околоземной орбите происходит перераспределение жидкости в верхнюю половину тела. А что с ней будет при другой гравитации, и, соответственно, как будут работать сердце, лёгкие и мозг?

© Олег Волошин

– Но ведь окончательный ответ на эти вопросы может дать, наверное, только реальный длительный полёт, как когда-то первый полёт человека в космос дал ответы на многие другие вопросы. Или всё-таки есть понимание, что сейчас 99% исследовательской работы можно провести на Земле до самого момента полёта?

В принципе можно, конечно. С одной стороны, технически мы не стоим на месте, и если удастся создать установки, которые имитируют гравитацию, которая действует на окололунной орбите или на Луне, то, вполне возможно, можно будет отрабатывать некоторые вещи здесь и готовиться к тому, что нас ждёт там. С другой стороны, первый этап в решении данной проблемы, на мой взгляд, связан с тем, что было бы хорошо просчитать риски, возможные ситуации, возможные воздействия на организм и то, к чему это приведёт, математически выстроив соответствующие модели. Нашим математикам это сделать по силам. Ну и не будем забывать, что освоение космоса начиналось не сразу с человека – вначале летали животные, и изучение полётов животных дало нам возможность подготовить человека.

– Тем не менее определённые эксперименты в плане длительных космических полётов уже давно проводятся, в том числе и в нашей стране. Целых 50 лет прошло с тех пор, как был проведён знаменитый эксперимент «Год в звездолёте». Затем, уже относительно недавно, был «Марс-500»…

Да, «Марс-500» – это детище Бориса Морукова. Только он, с его волей мог поднять такой проект. Там, помимо прочего, поскольку экипаж был интернациональным, мы решали вопросы межкультуральных различий, толерантности друг к другу. Это было интересное исследование, потому что сложилось так, что перед тем, как попасть на «станцию», экипаж работал как целое очень короткое время, поэтому существовали личностные особенности, которые не очень хорошо воспринимались некоторыми членами экипажа. Сейчас перед нами стоит вопрос не только разных национальностей, стран и агентств, но и гендерных различий экипажа. С этим как раз связан проект Sirius. В эксперименте «Луна» мы впервые попробовали «посадить» чисто женский экипаж, и вот теперь у нас будут смешанные экипажи и задач психологам добавится.

© Олег Волоши

Уже спустя 14 дней после начала проекта Sirius стало понятно, что к женщинам всё-таки нужен немного другой подход, как с точки зрения обеспечения комфортности их пребывания, так и с точки зрения обеспечения немного иных информационных потоков и их количества. И эти возникшие вопросы в дальнейшем мы будем рассматривать и решать.

© ГНЦ РФ ИМБП РАН

© ГНЦ РФ ИМБП РАН

– Вы проговорили, что за всё время работы с космонавтами ни разу не сталкивались с тем, чтобы они не совладали со своими нервами. Но ведь любой человек имеет свой определённый предел – как физический, так и психический. Вы хотя бы в принципе допускаете такую ситуацию, в которой они не смогли бы сохранить хладнокровие и выполнить свою задачу?

Если говорить об околоземной орбите – то здесь я абсолютно спокойна. Наш огромный опыт показывает, что каких-то «взрывов» по части психологии или физиологии не было и, уверена, не будет. Система давно отлажена и хорошо работает. Но если заглядывать дальше, то там это вполне возможно, потому что космос – среда агрессивная и до конца неизведанная. Можно даже пофантазировать на эту тему или просто вспомнить вымышленный разумный океан с планеты Солярис, вызывающий галлюцинации, способные приводить к психологическим срывам. Но во всяком случае то, что зависит от нас, и то, что сейчас мы уже понимаем, работая на перспективу, мы стараемся реализовать в длительных экспериментах – как с точки зрения медицины, физиологии, психологии, так и с точки зрения разработки новых технических средств.

Благодарим за помощь в подготовке статьи пресс-секретаря ГНЦ РФ ИМБП РАН Олега Волошина